Да и небо в «Вольном Посаде» особенное. Днем оно высоко-высоко, а вот ночью — опущено настолько низко, что казалось, протяни руку и прикоснешься к самым звёздам.
Сколько ночей они провели с сестрой, ночуя на сеновале под открытым небом — не счесть. Запасались одеялами, покрывалами и едва не до полуночи рассказывали друг дружке страшилки. Старшая на семь лет Люда была в этом деле ох как хороша. Порой Юля не спала до самого утра, всматриваясь в мириады звёзд и вздрагивала от малейшего шороха, пребывая под впечатлением от очередной истории, а потом целый день чувствовала себя разбитой.
Вот улица родная, причем, одна на весь посёлок. Домов сорок от силы если наберется, и то хорошо. Тут не только все всех знают, но пристально следят друг за другом. Особенно пенсионеры, которых тут большая часть. Молодёжь-то давно разъехалась по ближайшим городам в поисках лучшей жизни или подалась в другие страны на заработки.
Вот так и пришел «Вольный Посад» в упадок. Многие дворы, оставшись без жильцов, поросли сорняком, акацией, вездесущей амброзией. Некоторые участки были без забора или с плетеным ограждением вместо прогнившего штакетника. Где-то не было окон, а где-то и крыши. И что самое печальное — таких домов было большинство.
От созерцания всего этого «великолепие» сердце обливалось кровью. Помнится, как было тут людно двадцать лет назад. В каждом дворе по двое-трое детей, если не больше. Весело. Шумно. А если ещё добавить живность: коров, коз, кур, гусей — так вообще с утра до ночи такой балаган стоял, что голова раскалывалась. То «му», то «хрю», то «бэ», то «мэ» — ужас, одним словом. То принеси воды, то нарви травы, то насыпь зерна. Носились с сестрой как заведенные, мечтая побыстрее переделать всю работу и улизнуть к подругам. А оно, как назло, не успел прибежать, как уже вечер. И снова всё по кругу: «му», «хрю», «мэ»… А так хотелось поиграть подольше в «Козаков-разбойников» или в те самые прятки. Как же они тогда злились на это неугомонное хозяйство, мешавшее сполна насладиться детством.
Об огородах и говорить нечего. По сей день правый глаз дергался при упоминании пятидесяти соток плодородной земли. И ведь не взбрыкнешь, не заартачишься, когда тебе ни свет ни заря сунули в руку сапку. Надо, значит, надо. Летом ведь как: один день целый год кормит. По этому принципу и жили в теплую пору. Отдых наступал лишь зимой и то, относительный. Хозяйство ведь никуда не девалось; снега, которые порой сыпали сутками напролет, никто не отменял; дрова, которые то и дело заканчивались, нуждались в пополнении. И не знали тогда, что лучше: умирать от жары летом или зябнуть от холода зимой.