Потом ополаскиваем руки и лица, набираем в кокосовые орехи воду, затыкая пробками, шагаем дальше. Иду и думаю: «Как же здорово, что тут нет мошкары и комаров!» В детстве мне довелось как-то раз попасть в лес. Родители поехали в деревню за грибами и морошкой. Зачем-то взяли меня с собой, шестилетнюю. Так меня, пока ходили среди деревьев, комары чуть не слопали.
Здесь, в джунглях, с этим не было проблем. Почти развлекательная прогулка. Если бы не огромная влажность, жара и усталость. Да ещё листья на моей рукодельной обувке такие, что каждую веточку ощущаешь кожей. К концу пути у меня ноги будут, наверное, как у медведя — с толстой шершавой подошвой. Про ноготочки уже молчу. Мой подолог, когда увидит этот кошмар, сначала будет рыдать, а потом возиться несколько часов.
Ник — он как трактор. Упрямо идёт вперед, не обращая внимания на трудности. Теперь понимаю, что значит чувствовать себя за мужчиной, как за каменной стеной. Правда, она у него мокрая от пота, но зато красиво облепила рельефные мышцы. Приятно смотреть и чувствовать: рядом с таким красавцем мне ничего не угрожает. Если вдруг навстречу выскочит тигр, то Ник с ним справится. Не знаю, кто тут водится, конечно.
Потом нам приходится забираться на скальную гряду. Невысокую, метров двадцать всего. Но трудно, когда без альпинистского снаряжения. Ник лезет наверх, подаёт мне руку, я отталкиваюсь и стараюсь не отставать. Не хочу, чтобы он думал обо мне, как о неженке и трусихе. Может, это и правда. Но какая девушка захочет её слушать?
Наше путешествие заканчивается неожиданно. Мы выходим на пляж, почти такой же, как тот, где я оказалась на острове (хотя, может, это и не остров вовсе, пока неизвестно). Картина, что предстает перед нами, очень печальная: сильно накренившись на правый борт, наполовину выброшенная на берег, лежит когда-то красивая яхта «Изабелла».
Теперь она похожа на игрушку, которая досталась очень плохому ребенку. Тот её бил, кусал, швырял и пытался разломать. Потом бросил и пошёл искать себе другую. Яхта, а вернее то, что от неё осталось, выглядело печально. Почти ни одного целого окна или иллюминатора. Все снасти оборваны и висят, ограждение погнуто, якорей нет — только обрывки цепей виднеются.
— Как же сильно тебе досталось, девочка, — говорит Ник. В его голосе столько печали! Но меня слово «девочка» задевает. Почему он так называет эту яхту? Словно она его собственная.
— Может быть, там кто-то остался в живых? — подаю голос надежды.
Ник не отвечает. Идёт к судну, примеряется, где удобнее забраться. Даже самая низкая точка высоко: метра четыре. Оценив обстановку, он идет к зарослям. Находит там лиану, сворачивает в круг. Возвращается к яхте. Делает петлю и забрасывает наверх. Там импровизированное лассо обвивается вокруг какой-то железяки. Ник дёргает, проверяя, выдержит ли. Затем поднимается наверх.