На самом деле, даже себе не смогла бы ответить — сострадаю ли я Дмитрию Петровичу или радуюсь тому, что он начисто позабыл наш поцелуй. И, вообще, слишком уж я много глупостей ему наболтала.
Бабушка хихикнула, чего за ней тоже раньше не замечала, и вдруг хлопнула Заречного по плечу.
— И все-то ты, милок, подмечаешь! Дак, разве ж перепутать можно, ежели последнее, что я услышала перед обмороком, был его крик «Полиция!»?
Мужчина замер, покосился на сухонькую ладонь, которую Гриппа так и не убрала с его плеча, и процедил сквозь зубы:
— Гражданка Усольцева, держите себя в руках!
— Кто гражданка? Я? — ничуть не обиделась она. — Для тебя, милок, Агриппина Саввична я, но, так и быть, можешь звать меня бабуля!
— Что-то я не заметил вашего ко мне расположения в своем кабинете, где вы, простите, гром и молнии метали! Причем, в прямом смысле этого слова! — выпалил Дмитрий Петрович, а потом взглянул на меня и как-то притих. Даже сердитая складка, залегшая между бровями, разгладилась. И взгляд посветлел: сделался из темно-синего васильковым.
— Я, знаешь ли, тоже всего видеть не могу, — развела руками Гриппа. — Бывает, ошибаюсь. Не без этого. Ну да ты зла-то на старую женщину не держи, Димочка. И, вообще, кто былое помянет тому глаз вон!
Заречный растерялся. Ох, чувствую, видел он мою бабку совсем иной, а сейчас просто удивлялся разительным переменам. Да и Димочкой, могу поспорить, его называли не часто. Может, наедине очередная пассия мурлыкающим голоском. Мысль не понравилась. Хорошо, что ей не дали развиться и обрасти подробностями.
— Ну а меня можешь Ядвигой Мефодьевной звать или бабушкой Ядвигой. Это как уж тебе сподручнее, — тут же включилась в разговор вторая хитрая бестия и цепко ухватила Дракона Петровича за вторую руку. — А чего это мы тут стоим? Завтракать давно пора. Светлана пади и плюшек уже настряпала да медок свежий выставила. Чай давно ты пирогов-то не едал, касатик?
И повели они его, горемычного. Он и пошел, увешанный, как новогодняя елка, моими родственницами. Правда, Заречный все же обернулся, нашел меня взглядом и заметно успокоился, заметив, что я иду следом.
Почти поднявшись на пригорок, Дмитрий Петрович вновь вспомнил о главном.
— А полиция? Труп?
— Мы ж не сбегаем. Надо им будет, так они нас у лесника-то живо сыщут, — ответила ему Гриппа.
— И то верно. А уж мы им быстренько все и расскажем, — вторила ей Ядвига.
Я же понимала, что полиция о нас даже не спросит. Светлана уж давно чары навела. Спишут на бандитские разборки, да и прикроют дело. Жалко ли мне было Павла? Любая жизнь бесценна, только вот ценить ее и оберегать каждый должен сам. Он сам сделал выбор, отдав душу за лихие быстрые деньги, без труда нажитые. Потому что совершенно не важно — доброе колдовство или злое, закон всегда один — свершиться оно должно лишь с добровольного согласия. Только в этом случае равновесие не нарушается.