Не земляне смотрели на молодого капитана несколько растерянно, не понимая, почему он вдруг так взбесился. Враги ведь, чего от них еще ждать? Надо дать им понять, что это не просто враги, а нечто настолько инфернальное и жуткое, что бороться с ним — долг каждого мыслящего существа. А как это сделать? Артем немного подумал, а затем через имплант связался с Дархоном и попросил скачать с его памяти, оцифровать и дублировать на общий язык фильм «Обыкновенный фашизм». Для искина это не составило никаких затруднений, он пообещал, что через пять минут все будет готово.
— Вам очень не повезло напороться на представителей народа, который с этим вашим фюрером имел дело и однажды уже сломал ему хребет, — словно змея прошипел Артем, пугая пленников глазами, из которых рвался яростный белый свет, такого им видеть еще не доводилось и до доморощенных фашистов постепенно начало доходить, что они столкнулись с кем-то, кто куда выше человека. — Он после смерти к вам попал, но не успокоился и снова взялся за старое. Зря, очень зря. С ним случились мы. И умереть так просто я ему не позволю, он на своей шкуре прочувствует боль и отчаяние каждого, кто пострадал по его вине. Жаль, некому сообщить этой твари, что здесь жаждущие добраться до него русские…
Немного помолчав, Артем снова повернулся к экипажу и негромко сказал:
— Сейчас я хочу показать вам всем фильм с моей родины. Кто-то из моих земляков его, возможно, уже видел, но его стоит и пересмотреть, чтобы вспомнить, что такое фашизм. Сразу хочу сказать, пока последователи подонка Адольфа существуют в доступной близости, я не успокоюсь. Все, что он смог здесь построить, будет уничтожено. Одного только понять не могу…
Он снова повернулся к пленникам и спросил:
— Зачем? Зачем такое творить?!
— Право на жизнь имеют только чистокровные люди, а все прочие должны подохнуть и не сметь пачкать собой мир! — истерично взвизгнул старший из них. — Особенно поганые смески!
— Старые песни… — брезгливо скривился Михаил Иванович, он тоже скрипел зубами от ненависти, вспоминая Великую Отечественную, на которой и погиб. — А фильм давай, мне о нем рассказывали люди из более поздних времен, жаль, сам не видел, говорят, до глубины души пробирает.
— Мне тоже сослуживцы рассказывали, — задумчиво произнес Карл Генрихович. — Хоть я сам и немец, но я русский немец, и то, что сотворили эти… непростимо.
Весь экипаж собрался в большой кают-компании по соседству с рубкой, где и организовали просмотр. Немногим больше двух часов в зале царило молчание, слышался только голос диктора — Дархон сумел подобрать голос, звучащий точно так же, как в оригинале, только на общем языке. Даже пленников заставили смотреть, правда с кляпами, чтобы не портили впечатление своими протестующими воплями. А они явно хотели немало сказать, поскольку при виде особо отвратных деяний фашисткой нелюди мычали, искажая лица в гневных гримасах.