Винный дурман утром превратился в сухость во рту и потерянность в пространстве. Я проснулась и минуты две пыталась осознать, почему мне так мягко, так жарко и так непривычно. По телу разливалось неожиданное даже для квартиры с отоплением тепло, голова гудела, и я чувствовала себя несколько… Странно.
Я попыталась привстать, одеяло сползло с плеч, и я неожиданно вздрогнула от непривычно прохладного воздуха, коснувшегося обнаженной кожи. Это всё б ничего, я вообще жила в квартире без отопления, но обнаженной я была совсем не там, где следует.
Я откинулась обратно на подушку – на отличную ортопедическую подушку, а не ту обыкновенную, на которой я спала, - приподняла край одеяла, параллельно отметив, что я никогда не позволяла себе такое дорогущее постельное белье, считая это излишеством и роскошью, как минимум неуместной для Троещины, и заглянула под него.
Взвизгнула.
- Нет, - прошептала я, заворачиваясь в одеяло обратно, - нет, нет, нет, нет! Этого не может быть. Этого не может…
Я повернулась на бок в попытке найти выход из ситуации (или хотя бы из этой кровати) и обнаружила вместо, например, обшарпанной стены или спинки дивана, Женю. Спящего, улыбающегося сквозь сон и совершенно довольного на вид Женю.
- Нет, - повторила я, как будто это могло что-нибудь изменить. – Этого не может быть! Потому что… Потому что этого не может быть.
Я спешно повернулась на второй бок. К счастью, никаких других неожиданностей, а тем более неожиданных мужчин там не было, просто окно и свободное пространство, ну, тумбочка ещё, но уже и Евгения в непосредственной близости от себя было… Вот с головой. Правда, с головой.
Первым адекватным, осознанным желанием оказалось тихонько слезть с кровати и сбежать. Я не была уверена, что это мне чем-то поможет, но надеялась, что, как минимум, приду в чувство, ополоснувшись холодной водой. И приведу себя в более-менее приличное состояние…
Однако, моим планам не суждено было сбыться. Стоило только сдвинуться на несколько сантиметров, как на талию легла тяжелая Женина рука, и он бесцеремонно сгреб меня в свои объятия и уткнулся носом в волосы.
- Доброе утро, - пробормотал он.
- Оно не доброе, - зашипела я. – Оно злое. Убери руки, Антонов!