Я как раз убирала продукты — в числе которых обнаружила и икру, и три каких-то вида колбасы, и балычок, и ветчину, и даже сало — прямо с рынка, свежее, когда папа неслышной тенью замер в дверях и тихо кхекнул.
Посмотрел на меня внимательно, задумчиво, поманил пальцем. Мы молча вышли через заднюю дверь в сад. Отсюда было слышно, как Чез с отнюдь не итальянской сноровкой колет дрова и возится с мангалом, периодически экспрессивно ругаясь — благо, что на том же итальянском.
Ух, какие интересные вещи он скрещивает между собой!
В саду было тихо, деревья ещё были лысые, трава только-только вылезала из-под снега — ещё рыжеватая, обмороженная, но уже полная сил и жизни… Пахло пожухлой старой листвой, теплой землей, солнцем, и чем-то едва уловимым — ярким, светлым, щемящим — из детства.
Мы остановились около большой березы — на участке хватало и других деревьев, а в дальнем конце от дома и вовсе был маленький лес из рябин, дубков, осин, лип, тех же самых берез… Помню, как в детстве обожала кататься на маленькой гибкой рябине — забиралась на неё — с моим-то куриным весом, хваталась за кончик ствола и бесстрашно прыгала с ним вниз — дерево пружинило, подгибалось — и я оказывалась на земле — довольная и хохочущая, а потом отпускала своего коняшку, чтобы дерево снова выпрямилось.
Улыбнулась своим мыслям. Папа улыбался в усы. Да, он тоже помнил.
Похлопал по карманам — сигареты искал, а ему сейчас нельзя! Не нашел, болезненно скривился, фыркнул.
— Па-ап! — строгое.
— Да знаю я, знаю! Ну… — помолчал, словно подбирая слова, — долго ещё молчала бы, а? Серьезно все у вас? Мне внуков ждать?
— Па-апа! — аж поперхнулась от такого захода.
— Ты мне не папкай! А то я не вижу, как твой начальник тебя всю взглядом облизывает, знаю я нашу мужскую породу! — погрозил мне пальцем. — Но вроде он мужик неплохой, хоть и богач, не нашего полета птичка… давно вы?..
— С декабря, — вздыхаю, сдаваясь.
Мы с папой не любители долгих разговоров по душам.
— И он уже мой жених. Свадьбу пока не хочу, — коротко сказала, — сначала универ закончу, там видно будет.
— Не дури мне! — Отец крепко обнял, прижав к себе. — Норка-малышка, — прикусила губу, чувствуя, что сейчас расплачусь. Он меня так только в далеком детстве называл… — Мужик влюблен по уши, а она кобенится. Смотри мне! Чтоб к осени пригласили на свадьбу, — мне пальцем погрозили, отпустили и…
И это все? То, чего я так боялась? То есть… папа одобряет? Не против? Ему Чез нравится?
Мне хотелось задать миллион вопросов, но я знала — все, что хотел, отец уже сказал.