Сейчас пробовали палатку. Кило двести, в сложенном виде что твой термос… большой. Раскрылась, как веер. Сама себя собрала. Бурыльщик смотрел с удовольствием, соразмеряя отдачу с вложением, Рыболов — со скепсисом.
— Это бы всё тоже надо выкинуть.
— Ково? — Бурыльщик уже потрошил котелок с прилаженной оптической стойкой — чтоб зажигать без огня.
— Затариться на двести тысяч и от общества уйти. Я дома проще живу.
— Успеется. — Бурыльщик отвернул крышку банке. — Считай, я к тебе зашел. Письма это… знаешь ли.
Залезли под полог. Начал накрапывать дождик. Палатка отсюда была прозрачной, как лобовое стекло. Снаружи — никаких ярких пятен; за четыре шага не углядишь. — Умеют делать… на Филиппинах.
— Ну, рассказывай.
— Ты не кури здесь. — Палатка пропускала запахи: сейчас, когда остановились и лежали, было как в хвою зарылись.
— Выветрится. — Бурыльщик помахал пальцами, другой рукой нащупал фляжку. Потянул со смаком, передал.
— Про дом.
* * *
Вслушивались в темноту за тонкой материей. Темнота потрескивала. Кто-то бродил, нюхал, попискивал.
Бурыльщик заворочался, булькнул фляжкой. Рыболов спальник, тоже какой-то… на ощупь как шелк, натянул до подбородка.
Вспомнил, каким Рыболов был в армии — тощий. Роста среднего, сложения нормального. Это теперь видно, что такой рост, такое сложение — самое то, чтобы стоять по жизни, а тогда казалось — хилый. Бурыльщик сам был хилый. Они сошлись — два хиляка. А вот лежат, по прошествии большей ее части, два мужика справных.
Рыболов, может, то же самое думал. Зазвучал голос его — неторопливый, будто сказку на сон.
— Был один парень, бомж. Слова такого тогда не было еще заведено. Алкаш. Шарился всё на окраине, спал в теплотрассе. Лет ему было, не знаю, думаю, вдвое он был старше меня. Мозгами — дитя малое.
И вот, мы с ним вдвоем решили построить дом. Мне 16, ему, значит, тридцатник набил.
Я его выбрал. Он безответный был. И здоровый, даже при том образе жизни. Мне нужна была тягловая сила. Ровесники не годились — ведь, в 16 лет, о чем думают? Пива выпить, на махач сходить; ну, кому дают кому не дают; кто поинтеллигентней — как поступить. …А я — дом. И ведь не подумал только, но сделал.
Надо, наверное, как я к нему подошел, с чего начал… На бутылку дал. Был я дворовой, не хуже прочих иных; деньги добывал как и все, как и он добывал. Пустые сдавали. Но не пил. Пробовал, не вставляет. Нет, спасибо, сейчас не хочу… Другое на уме было. А ему дал. Нехорошо это, наверно, то есть намеренно, видел. Но цель оправдывает. Для меня — так.
Начали мы с землянки. Он и этому был рад. На ночь я уходил, а он — может, первый раз в жизни заимел что-то своё. С меня, как повелось, деньги; то есть я после школы, после окончания рабочего дня еще шел, искать-собирать. Нужно было ему на бутылку оставить — иначе бы он сошел в свой маршрут. А так — прихожу, он меня ждет. Разделение труда, скажем. Выдрессировал, как собаку.