— Минут десять, и они будут здесь, — сказал один из отряда и обернулся. В черноте опущенного непроницаемого забрала я увидел свое отражение. — Чего вылупился? Топай!
Очередной толчок в лопатку заставил поторопиться. Еще один подъем по лестнице, и мы оказались на пятачке последнего пролета.
Выше находилась ведущая на чердак дверь, обитая жестью. Ниже — решетка с замком. Вдоль стен стояли уже знакомые неудобные пластиковые скамейки с отдельными сидушками.
— Принимайте соседей, — конвоир обратился к присутствующим.
Мы вошли, сопровождающий звякнул ключами на связке, обычными металлическими, никакой электроники. Дверной замок щелкнул за спиной и отрезал нам путь к свободе.
Вперед вышел невысокий крепко сбитый мужичек лет тридцати. На нем были только тренировочные штаны и шлепанцы. Голый по пояс мускулистый сиделец с бритым черепом обратился к нам.
— За что приняли? — он засунул руки в карманы и раскачивался с пятки на носок.
— Не могут личность установить, до выяснения задержали.
— Ясно, — он кивнул на пожилого мужчину в рубашке с коротким рукавом, брюках и туфлях и бородатого забулдыгу, лицо которого было обветрено, загорело и покрыто бороздами морщин. — Эти тоже так попали. А вы че? — настала очередь южан.
— Ми овощи везли, говорят документ гиде, документ нет. Какой документ на грядке? — молодой сжал кулак и потряс им в воздухе.
— Комерсы значит. Вот, что, комерсы. Когда в сортир поведут, вы свои овощи прихватите, а то тут сидим без крошки во рту, а жрать охота.
Не дожидаясь ответа или согласия, он снова переключился на меня.
— Ты кто по жизни?
— Если просто, то компьютерщик. Оборудование ремонтирую, настраиваю.
— А взломать можешь? — в голосе появился интерес.
— Нет, не мой профиль.
— Зря.
— Короче, я — Сиплый, — где-то я уже слышал такую кличку. — Это профессор, он показал на растерянного мужчину, который потерянным взглядом смотрел через очки прямо перед собой. — А это — цыган.
— Бахталэс, — отозвался обладатель морщин.
Профессор, не меняя позы и выражения лица едва заметно кивнул.
— Марк, — представился я.
— Эльмир, — сказал престарелый коммерсант, — а он — Уруз.
Профессор и цыган ютились на боковых местах. Сиплый как мог, устроился, лежа на четырех сидушках самой длинной скамейки, положив под голову свернутый пиджак. Предмет гардероба явно не принадлежал ему, судя по расцветке его позаимствовал, возможно силой, у растерянного мужчины.
— Чилимся мы значит вчера на хате у кореша, — Сиплый продолжил начатый до нашего прихода разговор, — ханка рекой льется, все дела, — он сжал кулак и вытянул мизинец и большой палец, — обмываем чистую совесть, в обнимку с которой я только откинулся. Выпили значит, закусили чем бог послал и тут дернуло меня в игруху залезть. Давно, слышь, не появлялся. А тут загрузил, глядь — все изменилось. «Эпоха», знаешь такую?