Это было просто до нее. Сейчас мне кажется все таким сложным. Я банально не знаю, как подступиться и какие слова подобрать. А что Аня не захочет без слов я знаю, потому что и так половину решил за нее.
— Нальешь мне? — вдруг просит она.
Киваю и подхожу к холодильнику. Там стоит бутылка ликера, но Аня лишь мотает головой и просит:
— Покрепче.
Я наливаю в стакан виски. Себе и ей. Она залпом осушает напиток и чуть кривиться, явно не привыкла к подобному. Спрашивать, как ее занесло к алкашу-мужу не стану, потому что хочу, чтобы она забыла о нем, а не вспоминала раз за разом и сомневалась.
— Зачем ты это сделал? — как-то обреченно спрашивает она после третьего стакана.
В ее глазах появились искры, она стала улыбаться и перестала напрягаться в моем присутствии, едва я приближался к ней хотя бы на сантиметр ближе.
— Ты боялась выйти из машины, — сухо комментирую правду. — И он явно специально пришел пораньше. А еще точно не знал о твоей подработке. Я прав?
Она кивает. Не пытается соврать, а просто соглашается со мной. Лучше было, если бы я ошибся. Если бы он ее и пальцем не трогал. Тогда я принес бы ему свои извинения и отвез ее домой, возможно даже купил бы мужику бутылку вискаря в качестве извинения, а так… я же даже не знаю, о чем она думает. Не считает ли, что обязана мне за то, что я забрал ее. Не уверена ли, что из-за помощи я стану пользоваться положением и приставать к ней.
Последнее, чего я хочу, чтобы она отталкивала меня из-за уверенности, что все ненадолго и вообще...
Да пиздец! В голове творится черти что, я не понимаю, в какую сторону мыслить и что предпринимать. А еще Аня снимает с себя теплую кофту, оставаясь в тоненькой маечке на бретельках.
Моему взору предстоит ее высокая грудь на вскидку второго, возможно третьего размера, худые плечи с выпирающими костями и ключицы. Она слишком худая, но возбуждает от этого не меньше. Я наливаю еще по стакану.
Знала бы она, что именно я чувствую, пока она сидит, обхватив себя руками, и думает, как быть дальше. Наверняка тогда она обозвала меня извращенцем, натянула кофту обратно, застегнула бы ее на все пуговицы и сидела, скорчившись, на табуретке. Но я молчу. И упорно пытаюсь так открыто не пялится на ее фигуру.
— Я собиралась уйти от него, — говорит она, делая большой глоток из стакана.
На столе почти нет закуски. Я лишь нарезал сыр кубиками и положил фрукты, но она едва притронулась к винограду, отчего теперь смотрит на меня затуманенным и захмелевшим взглядом, да и слова, слетающие с ее уст, путаются.
— Втайне пошла репетитором и откладывала те деньги, что зарабатывала, потому что то, что я получала в университете, он забирал.