— Сторона обвинения считает показания Рекина Валерия логичными, правдивыми и непротиворечивыми. Учитывая его сотрудничество со следствием и роль пособника в убийстве Синепал Анжелики и Беленького Эдуарда, обвинение просит суд приговорить его к восьми годам лишения свободы в колонии общего режима.
— Восемь лет! — прошептал Валера. — Как восемь лет?
Интересно, что ему обещал следователь, думал Дамир, штраф за хранение наркотиков что ли?
Голос прокурорши стал совсем тихим, так что стало трудно разобрать слова. А уши и щеки начали краснеть.
— Обвинение считает показания Рашитова Дамира Ринатовича, данные на предварительном следствии, логичными, правдивыми и непротиворечивыми. Его заявление о пытках было проверено следствием и не нашло подтверждения. Изменение показаний экспертом Медынцевым Алексеем Матвеевичем обвинение считает обусловленным страхом мести со стороны запрещенной в России террористической организации Лига Свободы и Справедливости. Первоначальные психологические заключения о причастности Дамира Рашитова к убийствам обвинение считает логичными и обоснованными. Отказ Рашитова Дамира Ринатовича от показаний мы считаем попыткой уйти от наказания. Учитывая исключительную тяжесть совершенных преступлений и число эпизодов обвинение просит суд приговорить Рашитова Дамира Ринатовича к…
Голос прокурорши стал совсем тихим, так что Левиев не выдержал.
— К чему, к чему? — повторите, мы не расслышали.
— К смертной казни, — чуть громче повторила прокурорша и опустилась на стул.
Сердце Дамира упало куда-то вниз, он привалился к стене и попытался сделать вдох. Дыхание перехватило.
Он почувствовал, как Ян взял его руку.
— Это еще не приговор, — сказал он. — Это только запрос сроков.
— Я их не переживу, — с трудом выговорил Дамир.
— Дамир, это еще не приговор, это только запрос сроков, — сказал Олег Николаевич.
Было около полуночи, но Штерн задержался после конца рабочего дня.
Пришел к Дамиру в камеру, поставил на стол нечто в запечатанной пластиковой тарелке, явно неместного происхождения.
— Это долма, заказал для вас, поешьте, пока горячая.
— Татарин, значит, люблю долму?
— Я сам ее люблю. Вот сметана.
Всю дорогу до Центра Дамир сдерживался, чтобы не разрыдаться. Тесный, душный автозак, и всем не кайфово. Народ уже знал, пытался поддержать, подбодрить, пожать руку. Но тяжело было даже благодарить. Он только кивал в ответ.
Есть не хотелось совсем.
— Дамир, я принес успокоительное, — сказал Штерн. — Медынцев разрешил.
— Он еще что-то решает?
— Уже недолго. Передает дела Волкову.
— А, Волков! Еще один мерзавец…