— Он отказывается от еды и ни с кем не общается, вообще не говорит ни слова.
— Неудивительно. Заявление о голодовке писал?
— Нет, просто не ест.
— И вам-то что? Если умрет, по шапке дадут?
— Могут вообще закрыть Центр.
— А кому вы нужны с такими заключениями? Их можно и в СБ штамповать.
— Нас заставили.
— Били электрошокером, надевали на голову пакеты, руки выкручивали, иглы по ногти загоняли?
— Обещали уголовное дело. Так что не иронизируй. Близко.
— И теперь я должен разгребать ваше дерьмо?
— Ну, да, допустим, мы — гады. А ты, Олег? Если сейчас откажешься.
Олег вздохнул.
— Облегчить страдания, да? Поработать врачом из хосписа для молодого, здорового парня?
— Да. Ну, ты же волшебник!
— Что-то ты об этом не помнил, когда выгонял меня с работы.
— Олег, берешься?
— У него адвокат давно был?
— Три недели назад.
— А что так?
— Нам запретили его пускать. План «крепость». Он взял этого, Константинова.
— Понятно. Сколько дней он не ест?
— Десять.
— Ну, это еще ничего. Не смертельно.
— Он не пьет третий день.
— Ясно. Значит, пожар. Ладно, я подумаю.
— Мы тебе полставки дадим!
— Да не нужны мне ваши полставки!
Олег Николаевич положил трубку.
Решение он принял на первой минуте разговора, но надо было связаться с еще одним человеком.
Илью Львовича Константинова он знал давно, еще по работе в Психологическом центре. Адвокат ответил сразу, видимо, увидев знакомый номер.
У Дамира Олег Николаевич был уже вечером.
За окном, здесь вполне прозрачном, давно темно. Камеру освещает тусклая лампа под потолком. Здесь камеры называют «палаты». Как-то уже отвык. У него в частном кабинете, да, палаты. Целых четыре.
Дамир лежит головой к окну, лицом к стене, на визитера не отреагировал никак. Даже не шелохнулся. Маленький телевизор в ногах выключен, пульт в пыли. На столе полный чайник с водой и алюминиевая кружка. Тарелка с кашей. Нетронутой.
Штерн опустился на стул напротив кровати.
— Дамир, меня зовут Олег Николаевич. Я психолог.
Ноль реакции.
— Встать! — гаркнул охранник.
Дамир не пошевелился.
— Помолчите, — сказал Штерн. — Я сам разберусь. Оставьте нас. Мне надо поговорить с пациентом наедине.
— Он террорист.
— Да какой он террорист! — хмыкнул Олег Николаевич. — У меня тридцать лет стажа, и работать приходилось, уверяю вас с людьми, куда боле опасными.
— Но я вас запру.
— Да, естественно. Вы обязаны.
Тюремщик ретировался, и ключ в замке проскрежетал два раза.
— Дамир, надо жить, — начал Штерн. — Надо бороться. Если вы сдадитесь сейчас — шансов нет. Будете бороться, и шанс появится. Маленький, не спорю, но это лучше, чем ничего. Я видел вашу карту. Настоящую. Я знаю, что все убийства, которые вам приписывают, совершили другие люди. Местные психологи тоже об этом знают. Они не злодеи, Дамир, просто запуганные слабые люди.