В сорок шесть лет папа попал в больницу с первым инфарктом. Там он и познакомился с моей мамой.
Светлана Анатольевна Серова — двадцатипятилетняя медсестра выхаживала умного, интересного, образованного и глубоко несчастного больного и, поначалу, просто из жалости носила ему из дома пирожки и супчики. Впрочем, очень скоро отец покорил её сердце тонким мягким юмором, интеллигентным (вопреки её представлениям о работягах — плотниках) обращением и добрым, уравновешенным характером.
Отец тоже не остался равнодушен к симпатичной заботливой медсестре и по выходе из больницы сразу сделал предложение.
А через два года родилась я. Увидеть маму мне так никогда и не довелось — она умерла в родах. Так и остались мы с папой вдвоём. Два самых родных человека на свете. Больше отец никогда не женился. Всё, что осталось у нас друг у друга — это мы.
Папа берёг свою дочку, как зеницу ока. И вы не представляете себе, что это был за отец. Он — самый настоящий суперпапа всех времён и народов! Все заботы обо мне взял на себя, иногда доверяя свою кроху сердобольной соседке — бабе Нюре, добровольно и бескорыстно взявшейся потихоньку опекать отца-одиночку. Боюсь представить, чем ему это далось, но он справлялся и с бессонными ночами, и с первыми зубками, и со смешными тонкими косичками.
Сказки, первые буквы, счёт, детские стишки — это всё отец. С четырёх лет он взялся обучать меня французскому языку. При этом огромное количество времени я торчала с ним в столярном цехе.
К тому времени папа уже стал большим специалистом в своей новой профессии. В цеху для него был выделен закуток под отдельную мастерскую. Там он и занимался не только изготовлением, но и резьбой, и даже реставрацией старинных вещиц. В общем, в глазах руководства, профессионализм отца был возведён в класс уровня "бог", а запах древесной стружки — самое привычное и любимое воспоминание из моего детства.
Надо сказать, что характером я резким контрастом выпадала из всей своей аристократической родословной. Не знаю, что сказалось сильнее — мужское воспитание "папы Карло" (так абсолютно все отца называли на работе), среда или какой-то не очень подходящий девочке ген случайно затесался в мою натуру, но безнаказанно "положить себе палец в рот" я не позволяла, сколько себя помню, никому.
— Ты ж мой маленький боец. — приговаривал родитель, заботливо смазывая зелёнкой очередную ссадину или царапину любимой дочке.
Первый раз рубанок, показавшийся тогда непомерно тяжеленным, я попробовала взять в руки в шесть лет. И тогда же первый раз пришла домой с разбитым носом. После этого отец отвёл меня в секцию очень популярного в те времена самбо. Первое место по области в своей категории я получила в одиннадцать лет.