— Ты сейчас напоминаешь ту Ирину, с которой я познакомился в офисе. Легкая, ироничная…
— Только платье другое, — я поправляю кружевные рукава, которым далеко до строгой деловой блузки. — Знаешь, что мы забыли? Еще нужен карамельный сироп и соль.
— А зачем соль?
— Если кофе залить густым сиропом, а сверху посолить, получается сумасшедшая вкуснота.
Макаров усмехается.
— Что?
— Ничего, — его улыбка становится ярче. — Просто ты сказала, что у меня всюду спрятано второе дно, а сама солишь карамель.
— Хочешь сказать, я странная?
— Хочу сказать, что мы нашли друг друга.
Кофейная пенка поднимается все выше. Я пару раз снимаю турку с огня, а потом ставлю обратно. Хочется получить насыщенный вкус, но нужно быть осторожной, чтобы шапка не перевалила через борт.
А в жизни также?
В отношениях?
Или в любви, чтобы получить “насыщенный вкус”, нужно как раз послать к черту осторожность?
Контроль, анализ, запасные варианты, плохой опыт… все эти синонимы недоверия?
Макаров ставит на столешницу чашки. Мы, не сговариваясь, решаем остаться во второй кухне, а не в парадной. Здесь не так красиво, но почему-то становится все уютнее. Кофейный аромат как будто согревает пространство, делает его домашним, а приглушенный свет можно сравнить с интимным полумраком от зажженных свечей. Если приглядеться, здесь даже больше романтики, чем в ресторанном кабинете с цветами.
— Прям так? — брови Макарова ползут вверх, когда я наливаю густой напиток сразу в чашки, не заморачиваясь с ситечком.
— Я буду гадать тебе на гуще, — усмехаюсь и поворачиваюсь к нему.
Я немного отступаю, скользя бедром по толстому краю столешницы. Платье струится и задирается, оголяя лишние сантиметры тела. Я это замечаю, когда мужской взгляд уходит вниз. Макаров задерживается на моих ногах. Я остаюсь на месте и чувствую, как атмосфера в комнате стремительно меняется.
Как качели, из одной точки в другую по траектории инстинктов.
Я подхватываю чашку и подношу ее к губам, но Макаров не дает сделать мне глоток.
— Тише, — бросает он, впиваясь глазами в мои глаза. — Он еще не остыл.
— Я, может быть, хочу обжечься.
Подтекст моего ответа можно потрогать пальцами.
Он выпуклый. Осязаемый, как и моя флиртующая интонация.
— Может быть? — переспрашивает Макаров, придвигаясь вплотную.
— Я неправильно выразилась, — я специально выдыхаю так, чтобы воздух, сорвавшийся с моих губ, коснулся его лица. — Я больше не боюсь обжечься. Вот что я имела в виду.
Макарова не нужно просить дважды.
Его взгляд становится темным и острым, в нем сгущается сумрак и потухают последние искорки сомнения. Он накрывает ладонью мою чашку, коротко обжигая своей силой. Я сдаюсь и убираю свои пальцы, тогда Макаров ставит чашку подальше, а для своих ладоней находит место поинтереснее. Он сжимает мою талию и жестко массирует, продолжая смотреть даже не в глаза, а прямиком в душу. А там сейчас водоворот — тают льды, взрываются плотины и в третий раз звенит театральный колокольчик.