Джон Кэлтон не из тех, кто будет жить в страхе или лжи. Уж лучше знать правду, какой бы неприятной и болезненной она ни была. А там он решит, что с этим знанием делать.
Джон планировал предоставить девчонку самой себе. Пусть она полазает по яхте, начнёт вынюхивать, выспрашивать у команды. Тут-то он её и прижучит.
Эта русская не вызывала у него ни малейшего доверия. Она ему сразу не понравилась. С первого взгляда. А потом ещё раз, когда сняла дурацкий парик и очки.
Но больше всего Джону не нравилось, как на эту девчонку реагировало его тело. А реагировало оно ярко, остро, настойчиво. Безошибочно улавливая в ней подходящую партнёршу. И напоминая о том, как долго у него не было женщины.
А эта словно нарочно дразнила удивлённо, распахивая свои огромные глазищи, приоткрывая ротик. Её сочные, похожие на спелые вишни, губки так аппетитно складывались буквой «о», что хотелось смять их, подчинить, познать такие ли они сладкие, как ему казалось.
Джон помотал головой. Что за наваждение?
И вообще, после того как она начала наглаживать его в машине, гормоны взбрыкнули и стали требовать своё. Причём за каждый пропущенный день долгих месяцев его болезни. Даже про себя он называл то, что с ним сотворили, «болезнью», чтобы ненароком не выдать себя. Особенно, при сиделке, приставленной его сыном, который был одним из подозреваемых отравителей.
Джон вовсе не собирался нести её чемоданы или ключ-карту. Для этого у него был Уиллфред, который выполнял функции камердинера много лет и заслужил полное доверие Джона.
Уиллу уже шестьдесят четыре. Но держался старик молодцом. Да и стариком его сложно было назвать. Ещё крепкий, матёрый, загорелый. А язык такой острый, что даже команда «Аурелии», где как на подбор, собрались самые отъявленные зубоскалы по обе стороны Атлантики, его не слишком задирала.
Встретил Уиллфреда с чемоданами своей гостьи, точнее сиделки, о чём Джон постоянно забывал, поскольку отказывался чувствовать себя недееспособным.
– Давай я сам отнесу, – вдруг предложил Кэлтон. И оба удивились этому порыву. Но старик был умён и, если его не спрашивали, держал свои выводы и советы при себе. Поэтому Уилл молча поставил чемоданы и пошёл по своим делам, которых у него всегда было немало.
А Джон двинулся к каюте сиделки. Дверь была заперта, и это его разозлило. Раз запирается, значит, есть что скрывать. Почему-то ему даже в голову не пришло, что девушка может стесняться и заблокировала электронный замок, чтобы спокойно принять душ. Ведь она единственная женщина на яхте, полной мужчин.
Джон не позволил смущению и чувству вины взять над собой верх. То, что он не нашёл у неё компромата сейчас, вовсе не значит, что его нет вовсе. Может, эта София хорошо умеет маскироваться. С париком же она его провела.