— Нормальная какая сама от него сбежит, — продолжает батя свою глубокомысленую речь, опрокинув стопку, — А дурная…Она нам зачем? Пусть так шоркается…
— Правнуков бы, — вздыхает дед, закусывая, — А так конечно пусть. Дело молодое, можно и пошоркаться, пока шоркалка не стерлась.
Тихо ржу. Я всё- таки наверно больше в деда. Он меня тоже любит. Хоть и с правнуками своими периодически достаёт…С каждым годом всё больше.
Пока отец начинает что-то рассказывать про новую гостиницу в Сочи, озираюсь потихоньку в поисках своего эротического приключения недельной давности, но Алёнки нигде не наблюдается. Взгляд выхватывает только её сестру Анну, жену моего отца, о чём- то шушукающуюся с тетей Зурабой. Да, точно, ещё ж насчет щенка договориться…Даже тепло от выпитой стопки коньяка из груди пропадает, сменяясь унынием. Неохота как…
Рыжая Лизка, моя единственная сестренка, сидящая на коленях мачехи, замечает меня, когда тянется за кусочком сыра на столе. Машет радостно своими пухлыми детскими ручонками, а потом сползает с мамы и бежит ко мне.
— Ламиль, — верещит, оглушая половину родственников.
Я подхватываю мелочь и запускаю в воздух. Она вопит от счастья каким-то совсем уж ультразвуком, заглушая батино недовольное "осторожней". Сажаю Лизу к себе на колени, благодушно разрешая порыться в моей короткой бороде. Ей можно. Ей вообще многое можно, потому что она у папы единственная дочка после шестерых сыновей. Он даже сейчас меня ревнивым взглядом сверлит. Что, мол, чего это она к тебе, балбесу, прибежала.
Его отношение удивительно, потому что фактически Лиза ему не дочь. Они взяли её в детдоме, когда мелочи было девять месяцев. После трех сыновей- погодок Анна заявила отцу, что она не инкубатор, и хватит с неё попыток завести девочку. Батя просто не умеет их делать — пусть смирится. А через год совершенно неожиданно для всей семьи у нас появилась девятимесячная Лиза. Девочка не умела сидеть, ползать, была бледная, худенькая и тихая. Даже сейчас без неприятного щемящего чувства вспоминать то время не могу, хотя я мало склонен к подобным слезливым реакциям. Не ребенок, а забитый воробушек.
Тормошу пухленькую куклу у себя на коленях, и в нос попадают её рыжие карамельные кудряшки, а в уши льется заливистый детский смех. Иногда любовь и правда творит чудеса. В такие моменты даже я готов в это поверить…
Кстати, про чудеса…
Я поворачиваю голову вправо и на секунду столбенею от увиденного. Тело окатывает злым жаром, а на глаза падает кровавая пелена.
Какого чуда???
Сделав вдох- выдох, чтобы хоть как-то успокоиться, я аккуратно передаю Лизку деду и, невнятно извинившись перед ним и отцом, направляюсь ПОЗДРОВАТЬСЯ с картавым, ОБНИМАЮЩИМ у бани мило улыбающуюся ему Елену Сергеевну.