Плевать мне будет на все обещания!
Блядь.
Это же самый настоящий ад!
Ее крики будут звенеть у меня в ушах до конца моих дней! Самым страшным кошмаром!
— Ты должен подождать за дверью. Так делают все мужчины, — лихорадочно шепчет, еще сильнее сжимая мою руку.
— Ты не должен этого видеть и быть здесь! Бадрид! У тебя же миллион дел!
— Дел, — цежу сквозь зубы, еле сдерживаясь, чтобы не придушить очередное светило. Которое приходит на смену прежнему.
— Каких еще дел, Мари? Разве есть дела важнее, чем ты?
— Мужчины не должны этого видеть!
Беспомощно шепчет, и снова кричит.
Кричит, мать его. От боли!
Что там делает этот новый коновал?
Я таки реально. Оторву ему сейчас голову!
Но…
Это что еще за писк? Ооооооо…..
— Мальчик. У вас мальчик, — сообщает эта бесчувственная машина в белом халате.
— Такой боевой. Сразу видно. Будет большим человеком. Вон, как о себе заявил.
Точно. Заявил. Так, что уши заложило!
Но я не отрываюсь от Мари.
Склоняюсь над ней, повалившейся на подушку.
Утираю градом текущий пот с лица.
— Мари. Девочка моя!
Покрываю поцелуями ее мокрое лицо.
Блядь.
У самого руки трясутся!
Как она это пережила!
Я б жизнь отдал, только бы избавить ее от этого ада!
— Бадриииид! Где он? Дай мне его! Прошу!
Шепчет, а у самой сил ведь совсем не осталось!
А я уже готов нашлепать по попе того, кто там так громко орет за моей спиной!
— Тебе надо отдохнуть, — шепчу, а внутри до сих пор все дрожит.
Откуда в ней столько силы? В такой хрупкой?
Блядь.
Ни за что не позволю ей пройти этот кошмар еще раз!
Яйца себе узлом завяжу и буду терпеть!
Потому что средства могут и не сработать!
— Прости меня, девочка, — шепчу, нежно гладя ее лицо. — Прости за этот ад!
— Ты что?
Шепчет и улыбается. Неземной какой-то запредельной улыбкой.
— Где он? Где наш малыш? Почему мне его не дают? С ним что-то не так?
Цепляется руками за мои пальцы.
— Тебе отдохнуть надо, — понимаю, что еле ворочаю языком. А в горло будто стекла битого насыпали. — Им врачи займуться. Няньки там. Есть кому!
— Бадрид Каримович. Ваш сын.
Мне протягивают этот кричащий сверток, который умудрился устроить тут самую настоящую глобальную катастрофу.
— Ну? Ты чего? Робеешь?
Мари улыбается. Расцветает. Светится вся, глядя на сморщенного маленького гнома.
— Я? С чего это? Я бы…
Черт!
Принимаю на руки теплый комочек.
Смотрю в глаза, и….
Пропадаю. Намертво пропадаю. Забываю дышать.
Осторожно трогаю крохотные ручки.
— Наш… Сын…
Хрипло выдыхаю, впиваясь в черные, как маленькие угольки, глаза.
А внутри все разрывается на части.
И что-то такое начинает печь в глазах.
Надо же. Кроха такая. А уже под кожей. Сразу. С одного взгляда!