— Ты… Ты с самого начала… Прямо у него под носом! Лора!
О, Господи! Есть в этой жизни хоть кто-то, кому можно верить?
Голова кругом!
— Да, Мари. Да! И, черт тебя побери, вместо того, чтобы отправиться сейчас с Динаром в свадебное путешествие, я долна прислуживать тебе! Но ничего! Он ко мне вернется! Особенно, когда увидит, какая ты жалкая! А кто не станет жалким, если еды ему будут швырять раз в день. Как собаке? И моли бога, Мари, чтобы Динар от тебя отвернулся! Иначе я превращу твою жизнь в этой клетке в такой ад, какой тебя ни в одном страшном сне не снился!
Он уходит.
Оглушительно лязгает железная дверь.
А я остаюсь в полной тишине и темноте. Лора даже свет не забывает выключить!
Бадрид.
— Что так трясешься? — ногой захлопываю дверь.
— Никогда не видела, как с того света возвращаются? Так я тебе объясню, Наина. Очень просто и на пальцах.
А пальцы гудят. Зудят, на хрен. Жгут!
Кулаки сжимаются сами по себе.
И если у ненависти есть обличье. То я даже не удивлюсь, если у нее именно то лицо, которое я каждое утро вижу в зеркале!
Никогда не чувствовал такой ярости. Такой потребности убивать и крушить. Никогда. Особенно, к женщине. Да и разве это женщина? Нет, на хрен! Это змея!
— Ты не посмеешь! Это гостиница! Публичное место! Если ты… тебя тут же схватят. Я … тебе придется отвечать!
— Что, твою мать?
Ярость заливает глаза красным ламенем.
Ни хрена. Не просто мощью своей дикой, необузданной, первозданной, и в чистом виде, а полыхающей, настоящей. Истинной кровью.
Реками крови.
Которые уже пролиты. И которые еще прольются!
— Здесь вокруг люди и…
— И кажется, ты сказала, что не посмею?
Наступаю, с презрением глядя на то, как она отшатывается в сторону. Даже отойти нормально не может! Пятится, придерживаясь за стену.
И ужас. Это дикое. Бешеное, сумасшедшее неверие и ужас в полубезумных от изумления глазах!
— Серьезно, Наина? Ты и правда думаешь. Будто я способен чего-то не посметь?
— тттты…. Ты, чертов дьявол! Ты давно должен гореть в аду! Из какого проклятого пекла ты вернулся?!
— Твоими молитвами, Наина. И твоими стараниями, — усмехаюсь. А она падает мне под ноги.
Пинаю носком туфли, продолжая наступать.
— Только вот ты не учла. Меня и сам черт проглотит и на хрен, выплюнет! Не слышала? Багировы, говорят, бессмертны.
— Где мой сын?
— А как ты думаешь?
Хватаю за волосы мерзкую дрянь. Рывком поднимаю к себе. К самому лицу.
Читаю. Пытаюсь прочесть в ее глазах. То, что человеку понять за пределами всех граней!
Даже такому, как я!
— Где она? — реву. Так, что у самого уши закладывает.
— Мой сын… Он…Ты не посмеешь!