* * *
Ужинали мы молча, наслаждаясь тишиной и теплом августовского леса. Не знаю, заметили ли Мирон и Лами, но я еле сдерживала свое смущение, сидя напротив Вэстейна. А этот… оборотень кажется и не испытывает хоть каплю угрызений совести. Ведет себя совершенно спокойно, лишь слегка улыбается, когда наши взгляды пересекаются. И от этого я просто схожу с ума!
Минор, закончив с ужином, начал играть. Спокойная, непринужденная музыка завлекла к нам на огонек лесных нимф.
— Что это? — удивилась Лами.
— Нимфы. Им понравилась музыка, вот и прилетели! — я лучезарно улыбнулась Минору, а тот весело засмеялся.
Нимфы очень малые существа. Если не приглядываться, то они похожи на огоньки размером с ладошку. Их маленькие ножки в полете сливаются с развивающимся полупрозрачным платьем, а когда лесные духи ступают на землю, оно мигом укорачиваются и взору открываются нежно зеленые, маленькие ножки.
Одна из таких милых девочек с голубыми волосами, похожими на огонек свечи, села мне на ладонь и начала с интересом меня разглядывать. Я делала то же самое: у этого духа была нежно голубая кожа, заостренные ушки, большие синие глаза и синие волосы. Давно я их не встречала. Нимфочка засмеялась и упорхала. Я слышала, что если их разозлить, ты можешь наблюдать очень острые зубы и когти. Но кто захочет злить духа интереса ради?
Вокруг нас сгустилось множество нимф. Минор взял веселый мотивчик, и они закружили в танце. Пестрый хоровод их платьев завораживал. Развлекались все.
Минор весело смеялся с нимфочкой, сидящей у него на плече, и согласно ей кивал. Вэстейна облепили со всех сторон, мужчина нежно им улыбался. А вот Лами наблюдала за девочками с детским восторгом. Я захихикала. Какая прекрасная атмосфера! Часть лесных духов окружили и меня, с интересом разглядывая локон, который решил претвориться мертвым безопасности ради.
Минор заиграл медленную, полную нежности мелодию. Духи подхватили этот мотив и начали петь. По коже пробежали мурашки от перелива голосов ветра и самого леса. Я вспомнила детство. Песню леса я впервые услышала с отцом на своей полянке. Он рассказывал мне былины о лесных жителях, мы смеялись, а потом прилетели нимфы. В груди невольно защемило от воспоминаний об отце. Он умер очень рано. Мне было только семнадцать.
После папиной смерти я не осталась одна, меня приютил Скольд, папин напарник и друг. Скольд любил меня не меньше своего сына Ронта, но что может заменить любовь отца? Ничего… Свою маму я не знала, и папа никогда не говорил о ней. Лишь однажды, когда я спросила, почему у Ронта есть мама, а у меня нет, папа с неописуемой грустью сказал, что она умерла, когда мне был год. Больше этой темы мы не касались.