Инобытие: жизнь по ту сторону смерти (Бронфман) - страница 13

В настоящее время мир переживает накат волны эклектической танатологии. При этом, в ней совершенно не находится места для осмысливания духовного и нравственного опыта, накопленного мировой философией и литературой в процессе размышлений о смерти. Эта ситуация довольно типична. Современная философия в основном обслуживает техническую и социально-политическую практику, но в то же время обходит стороной самые важные темы человеческой жизни. Люди, озабоченные проблемами жизни и смерти, любви и ненависти, добра и зла, не получают от нее желанных ориентиров.

Намного отчетливее эти ориентиры обнаруживаются в классической русской литературе. В этом ряду творчество Достоевского, в котором, по мнению Исупова, “голос тоскующей смертной твари обрел напряженность вопля”, творчество Толстого, пытавшегося создать нравственную философию “смертной телесности” и “религию смерти”. Известно, что в 1908 году Толстой составил антологию “Путь к смерти”, в которой были собраны мысли разных писателей. Смерть, по Толстому, — не просто предел жизни, эта тема тесно смыкается с его религиозно-философскими исканиями смысла человеческой жизни.

В не столь далекое от нас время эта эстафета была подхвачена Андреем Платоновым, принесшим в русскую литературу своеобразное видение духовного и нравственного постижения жизни и смерти в их нерасторжимом единстве. По Платонову, смерть включается в диалектику жизни, становясь не концом ее, а новым этапом. Так, в его произведениях смерть не только опустошает мир, но и выступает как стимул жизни, побуждает человека к жизненному подвигу, придает его жизни новое, более полное содержание, не обессмысливая ее, а высвечивая вечные, истинные цели бытия (“Одухотворенные люди”, “Взыскание погибших”, “Афродита”, “Среди народа” и др.).

Современное же общество совершенно не расположено заниматься духовно-нравственными аспектами умирания и смерти. Оно различными путями отучает людей размышлять о смерти вообще, а о ее духовных ипостасях и подавно. Соответственно смерть в ее бытовой интерпретации постепенно превращается в то, что философы называют “феноменом повседневности”. Массовая литература, кино и телевидение способствуют этому как ничто другое. Главным критерием ценности человеческой жизни в такой постановке является полезность. Таким образом, закрепляющийся (или закрепившийся?) в современной этике подход к человеку как к функции порождает равнодушие общества к личности, ее судьбе, в том числе и персональной смерти. “Каждый умирает в одиночку”, “миллион убитых — это статистика” и т. д. По мнению Николая Бердяева, эта нечувствительность в конце концов распространится на судьбы мира.