Процесс формирования того или иного отношения к смерти, в том числе и к ее нравственным критериям, начинается обычно с “молодых ногтей”. Очень тонко об этом в одном из своих интервью сказал французский эколог Альбер Жакар:
“Недавно я проводил опыт в Эври, разговаривал в течение часа с 200–300 младшими школьниками. Они задавали мне вопросы только о смерти… Почему существует смерть? Почему в момент, когда люди умирают, они неодинаково счастливы?… После малышей я имел дело со “стариками” — 15-летними подростками. Они задавали мне вопросы, которые помогли бы им лучше выполнить письменные работы. Из них уже сделали маленьких кретинов, которые что-то узнают, а потом это же и выдают…”
Я уверен, что подобное пренебрежение современного общества нравственными аспектами умирания и смерти не должно изумлять думающего человека. Ведь суть нравственности, очищенной от идеологических наслоений, всегда составляли сострадание, милосердие, жалость, чувства моральной ответственности и стыда. К сожалению, этим критериям в современном мире рассчитывать на приоритет совсем не просто.
Можно попутно заметить, что отбрасывание духовных и нравственных исканий — это тенденция, касающаяся не только современной танатологии. Сегодня она вообще превалирует в менталитете большинства западных обществ. Об этом, в частности, правда, по другому поводу, писал Игорь Ефимов в книге воспоминаний об Иосифе Бродском (“Нобелевский тунеядец”). Обращаясь к “Большой элегии Джону Донну” Бродского, в которой душа говорит с поэтом, отделившись от него: “…так тонок голос. Тонок, впрямь игла”, Ефимов пишет, что:
“…только этой игле дано сшивать рвущуюся ткань бытия. Но нужно заметить, что слово это (душа) находится под таким же запретом в американских университетах, под каким в советских находилось слов “Бог”. Оно считается абсолютно ненаучным, употребление его — признаком непрофессионализма. Только люди масштаба Бродского могут пользоваться им — и не потерять при этом работу”.
Для российской же философии и культуры, и, хотелось бы надеяться, не только в прошлом, характерна иная парадигма, предполагающая духовное, нравственное восприятие как самой жизни, так и, непременно, ее окончания. Понятно, что такая мировоззренческая позиция кардинально меняет методологию и методы подготовки человека к осознанному умиранию и смерти.
Смерть и смысл жизни
Утверждая, что философия, очевидно, не смогла занять достойного места в осмыслении феномена смерти, следует одновременно сказать, что ведущие позиции в исследовании этой проблемы сегодня, несомненно, перешли к психологии. Здесь особенно следует отметить уже упомянутую ранее блестящую череду работ, осуществленных психологами, работающими с умирающими людьми.