Вообще, если быть откровенным, готовился, конечно. В честном деле первоклассного вора без этого было никак. И хоть он старался избегать таких вот проблемных заказов, некоторые рекомендации следовало исполнять не раздумывая. И в этот раз он отчётливо чувствовал едкий запах тлеющей серы от красной печати под договором, которая коротко вспыхнула и растворилась прямо на его глазах, заставив сфинктеры нервно сжаться, и липкий пот холодом опалить спину.
Именно поэтому Вацлав подошёл к выполнению заказа со всем тщанием и ответственностью.
Сколько раз он благодарил тёмных и светлых богов, что не согласился на настойчиво продавливаемые заказчиком сроки, он и припомнить не мог. Потому что искать копьё можно было вечность. Это даже не иголка в стогу сена. Это зачарованный от обнаружения червь! Который сам способен скрываться. Поэтому Вацлав на всякий случай был готов ко всему. И, пожалуй, впервые он был по-настоящему рад, что нет за его спиной никого, о ком бы он мог тревожиться. Прежде, бывало, он видел в этом свой недостаток, сейчас же он обратился надёжным преимуществом.
В общем, у Вацлава были развязаны руки, и уйма времени, чтобы хватать жизнь охапками напоследок, и закончить это воплощение как угодно: громко и с помпой, позорно и грязно, славно, доблестно, прослыть благодетелем, а можно было бы тихо, в чьих-то приятных объятиях, в чьих, он ещё не решил. Точнее, не нашёл. Может, и к лучшему.
Магическим поиском копьё было не найти. Драконы наложили на него неувядаемое охранное заклятье, и хранись оно в каком-нибудь склепе, сокровищнице или тайнике, Вацлав обнаружить бы его не смог.
В хрониках поздней драконьей эпохи о нём тоже не говорилось ни слова. Упоминалось только, что оно передано было людям, и на том след его исчезал.
Тщательный и осторожный поиск в архивах монастырей и высоких семей тоже не дал результатов, будто и не было никогда ни самого копья, ни владыки Регнерта. Да что говорить, и о драконах, начиная уже с середины тысячелетия, упоминания постепенно угасли. Оставив этих могучих, величественных и гордых существ детям в сказках, да ещё на гравюрах, изображающих их, к слову, весьма отдалённо от правды.
Он услышал это случайно, к концу всего одиннадцатого года поисков. Не иначе боги, с которыми он отчаянно препирался сквозь зубы, устали от его развёрнутой матерщины. Как бы то ни было, за соседним столом на постоялом дворе, в котором он в тот день остановился, под нетрезвый бубнёж и взрывное ржание обсуждали Ратицу и её Журавля. А точнее фигуру на замковой часовой башне, которая держала нечто в руке весьма возмутительным образом, так, что, если смотреть на неё с какой-то там стороны, выглядело совсем неприлично.