Через наш то ли маленький город, то ли большой поселок я шла сегодня длинным путем, но зато по самым тихим улочкам, где почти не приходилось игнорировать перешептывания и насмешливые взгляды, притворяясь глухой и слепой.
Я вышла за черту города и давно знакомой, вытоптанной мной же тропинкой пошла в сторону погранзоны в обход одиноко стоящего охранного поселения, состоящего всего из пары домишек. И те были скорее ради приличия, чем представляли какую-то угрозу, но я все же предпочитала не попадаться им на глаза.
Охранять границу с севера и нужды особой не было.
Уже отсюда за степью был виден Колдовской Лес, раскинувшийся вдоль границ на тысячи километров и отделяющий Эту Сторону от Той. Днем он возвышался угрюмой темной стеной, а к ночи начинал мерцать потусторонними огнями, привораживая в свои заросли самоубийц и идиотов.
Все знали, что заходить в лес нельзя. Что из него не возвращаются, как ни старайся. Проверено опытным путем. Кто или что в нем живет – неизвестно, и особенно суеверные и нелюбопытные даже к степи перед лесом стараются не подходить.
Колдовской Лес официальной наукой считается феноменом, появившемся в следствии войн четырехсотлетней давности, по итогу которых чудища с изнанки мира были то ли изгнаны с человеческих земель, то ли запечатаны с Той Стороны. Собственно, что там – с Той Стороны – никому доподлинно неизвестно. До прошлого десятилетия считалось, что там что-то вроде выжженной магией пустыни, но современная наука допускает появление неизвестных форм жизни. А может даже сохранения старых и позабытых форм жизни, что пугает отнюдь не меньше!
Пугает, но и будоражит воображение, конечно.
Мне с детства лес не давал покоя, и я частенько сбегала, чтобы погулять по границе. Иногда даже с мыслями, что уж в этот обязательно зайду в него. Порой такие мысли крутились в голове как решение всех проблем, и были рождены детской обидой. Что-то вроде: вот пропаду в Колдовском Лесу, и вы все пожалеете, что не любили меня!
И к своему стыду мне до сих пор иногда казалось, что это было бы эффектно и после такого всплакнул бы даже отец. Останавливало меня только то, что на такое представление пришлось бы совсем не эффектно приглашать, иначе никто бы не имел шанса оценить этот отчаянный и драматичный жест!
Чаще всего же обычное любопытство манило зайти хоть шагов на десять и осмотреться.
И однажды я этому любопытству поддалась. Сказать по правде, в тот момент любопытство густо замешалось с обидой и желанием насолить всем своей грустной кончиной.
Это было по-настоящему глупо. В первую очередь потому, что муки совести для членов моей семьи – зверь еще более неведомый, чем твари изнанки, так что верить, что такой перфоманс мог бы их впечатлить – верх наивности!