Сколько я так сижу? Час или два? Не различаю ничего, глаза стали размером с два фонаря, опухли и болят. Прикоснуться к ним равноcильно тому, чтобы окунуть пальцы в кипящую воду. Влага на щеках высыхает, и я так же пялюсь в одну точку, прокручиваю все, как будто мне мало, мало той всепоглощающей агонии в теле.
Спустя какое-то время я поднимаюсь и плюхаюсь на кровать. Все тело ноет, но я испытываю странное наслаждение от этого. Мне нужна эта боль, чтобы чувствовать себя живой.
В полукоматозном состоянии я слышу звук двигателей. Он возвращается, слышу возню, но запрещаю себе, просто запрещаю себе даже двигаться. Нет.
Не готова я больше все это испытывать. Слишком невыносимо.
ЗА ГОД ДО
Мама и папа давно спали, когда я спустилась в вниз на звук возни. В тусклом свете ночника заметила Никиту, старающегося перевязать свою рану на плече. Все оказалось намного серьезнее, чем мы думали. И даже несмотря на то, что меня Никита заверил о простых ссадинах, это было рваное ранение и рассечение лба. Несколько швов, антибиотики и обезболивающие.
Я замерла у входа, не в силах двинуться дальше. Только прикусила губу и зажмурилась, тяжелое дыхание Никиты болью отдавалось в грудине, судорожные стоны явно были причиной адских страданий. Ему было больно. И больно было мне.
—Семицветик, ты долго будешь мучить себя? Не советую смотреть, ты боишься крови.
Рядом с ним на столе стояла полупустая бутылка из-под коньяка. После всех лекарств, серьезно? Стало тошно.
Это правда. Я боялась крови, но больше я боялась за него. Набрав в легкие побольше воздуха, я подошла к Никите, стараясь не смотреть на рану. Лишь в лицо. Покрытое потом, бледное и измученное. Ник не захотел остаться на пару деньков в больнице и сказал, что по таким пустякам туда ездить нечего, все можно решать дома.
Смазанная улыбка на лице, горящий взгляд. Ник всегда такой дурашка, даже когда ситуация этого не терпит. Но кажется, что это только со мной он такой, ведь я слышу разное. Особенно, как его боятся.
—Я помогу тебе, — звучало не очень решительно, но подрагивающими руками я взяла бинт и вату.
Пары алкоголя щекотали ноздри. Никита посмеялся и его закинуло в сторону. Набрался как следует. Я перехватила мужчину за талию, не давая упасть, что далось с большим трудом.
—Свет, да я сам, — теплая ладонь легла на мою кисть. Я силком заставила себя посмотреть на рану, затем на мужчину. Глаза в глаза. Мы были настолько близко, что достаточно было просто качнуться. Но он сам отодвинулся рывком. Назад.
—Тебе ведь неудобно, — я схватила вату и протерла антисептическим средством кожу вокруг раны. Рваные края заставляли меня испытывать еще большее волнение. Будет шрам. Машинально я скользила по всему телу, осматривала каждый сантиметр. Вот шрам на плече. Как будто от ножа. Вот чуть ниже у ребер еще один. Множественные мазки от самого жестокого художника — жизни.