Любовь к наследству прилагается (Вильде) - страница 4

Мы знаем друг друга вот уже семь лет. С того самого дня, когда я впервые увидел ее в приёмной деда в роли секретарши. И с первого взгляда мы возненавидели друг друга. Ей было двадцать пять, мне — двадцать два. Она выглядела настоящей замарашкой и я не упустил возможности подколоть ее на счёт бабушкиных туфель. Вот тут то и Люба показала своего внутреннего демона и высказалась на счет того, что думает о таких «тупых пижонах» как я и о моих красных мокасинах (тогда это было чертовски модно, что поделать?).


Перевожу взгляд на девушку, понимая, что от той невзрачной серой мышки почти ничего не осталось. Разве что характер.

Не была бы Люба такой стервой определенно подкатил бы к ней вот такой. Стройная шатенка с шикарной гривой волос и пухлыми розовыми губами, которым нашлось бы много применений. Огромные глаза, ямочки на щеках и лисья улыбка. Но внешний вид милой дамочки обманчив, потому что в душе она ведьма. Самая настоящая ведьма. Такой дорогу лучше не переходить и вообще, что-то подсказывает мне, что родится она должна была мужиком. Настоящим диктатором с грозной внешностью, а не девушкой среднего роста с выдающимися формами бюста.

— Ну, чего таращишься? Идем, три минуты осталось.

Ах, да, а ещё она помешана на пунктуальности. В офисе даже ходили слухи, что она продинамила кого-то из чешских партеров, потому что тот опоздал на свидание. Могу поспорить, она до конца жизни будет незамужней бездетной девой, отпугивающей всех вокруг своими уничтожающими взглядами.

Громко хлопаю дверкой машины и иду туда, где свершиться моя судьба.

— О, Кирилл, добрый день, молодой человек! Давно не виделись, — поприветствовал меня в своём кабинете Никита Афанасиевич, с которым я знаком уже не один год.

— Здравствуйте, жаль только что повод не самый радостный, — пожал его шершавую руку и заметил какие-то непонятные переглядывания между ним и Любой.

— Да, повод действительно не самый приятный, — словно очнувшись пробурчал он, в последний раз бросив хмурый взгляд на Левандовскую и вернулся на свое место за дубовым столом.

Низенький и щуплый старичок, он как всегда восседал на своём огромном кожаном кресле и скрупулёзно вычитывал каждое слово в документах. Сколько его помню, его рабочий стол всегда был девственно чист, не считая подставки для ручек и неизменного коричневого ежедневника. Дед полностью и бесповоротно доверял Рубанову, поэтому причин сомневаться в том, что завещание настоящее у меня не было.

Пока это самое завещание не было зачитано.

Я с волнением жду, когда он наконец-то найдёт нужные документы, распечатает конверт, перед этим продемонстрировав нам, что тот был в целостности, прокашляется и монотонным голосом начнёт зачитывать то, что каким-то непостижимым образом пришло на ум моему деду.