Слон на коньках?! Не Кариночкины ли слова он повторяет?!.
– Чем опасно? – пошла я на него. – Опасно – это когда все молчат в тряпочку. Ну-ка, рассказывай, что может быть опасного?
Но он рванул от меня, как заяц – на занятиях физического воздействия бы так бегал!..
Я хотела броситься за ним следом, но тут как всегда некстати появился Царёв – вылез, как из-под земли и преградил мне дорогу.
– Ты всё-таки сбежала из института, – сказал он с упрёком.
– Ну, сбежала, – сказала я с неприязнью. – И что?
– Со мной сбежать не захотела, – сказал он тоскливо, оглянулся, словно проверял – не слышит ли кто, а потом наклонился ко мне, понизив голос: – Сбежим на выходные?.. У отца день рождения…
– Царёв, ты за кого играешь? – спросила я, глядя на него по-новому. Зачем он так старательно уговаривает меня сбежать? Зачем ему так нужно, чтобы я оказалась за пределами института?
– Играю? – он уставился на меня непонимающе.
– За белых или за черных? – подсказала я ему.
– Что? – тупо переспросил он.
– Ладно, не напрягайся, – махнула я рукой. Если Царёв и действовал по умыслу, то явно не по собственному. Или правда хотел, чтобы я пошла с ним на праздник. – Кстати, – продолжала я, – если я пошла с тобой в «Небеса», то не надо было трещать об этом на каждом углу. Тем более – Борьке. Ты же сокол, вроде, а не сорока?
– Но я не рассказывал… – вид у него был совсем несчастным. – А при чем тут Борька? Он же с Вольпиной хороводится?
– Ты достал, – отрезала я и пошла по коридору, не оглядываясь.
– Только не говори, что он тебе нравится! – крикнул мне вслед Царёв. – Он же неудачник! Он – неудачник, Василиса!
Я почти не удивилась, когда спускаясь по лестнице увидела Барбару Збыславовну, стоявшую возле нижней ступени.
– Добрый вечер, Василиса, – приветливо сказала Ягушевская. – По-моему, ты хочешь поговорить.
– Прямо мысли читаете, – мрачно сказала я.
– Тогда идём ко мне в кабинет, – пригласила она. – Угощу тебя кофе. На ночь кофе не рекомендуют, но один раз можно.
Я была в кабинете Ягушевской несколько раз, и почти всегда здесь было много света, и окна были открыты, но в этот раз жалюзи были опущены, и горел только небольшой светильник в виде полупрозрачной морской раковины.
– Располагайся, – Барбара Збыславовна прошла в смежную комнату, а я села в кресло, поставив сумку на пол рядом и вытянув ноги.
Вскоре Ягушевская вернулась, поставила на стол маленькие фарфоровые чашки, молочник и хрустальную сахарницу с серебряной ложечкой, а потом принесла джезву, над которой завивался ароматный пар.
– Добавляй сливки и сахар, – сказала Барбара Збыславовна, разливая кофе по чашкам. – Сейчас угощу тебя пахловой, мне знакомые прислали. Настоящая пахлава из Армении…