Он забормотал что-то покаянное, а я с размаху села на аккуратно застланную постель и несколько раз ударила кулаком в подушку, поставленную в изголовье «треугольником». Значит, пока я сидела дома, страдая с похмелья, Кош Невмертич притащил на заседание попечительского совета мажорчика Царёва, чтобы тот дал показания в мою пользу. Генетическая непереносимость спиртного… И этого раньше никто не знал… Стоп. А сказочка про Конька-Горбунка, которую читала мне в детстве бабушка? Там жар-птицу поймали, накормив пшеном, вымоченным в вине. На мне провернули почти тот же самый трюк. Если я знаю эту сказку, неужели, про нее забыл ректор? Или умышленно не вспомнил?
Выставить вон Царёва оказалось потруднее, чем избавиться от Анчуткина, но я справилась, а потом долго ворочалась в чистенькой, пахнущей морозной свежестью постели. Ворочалась и мучилась от угрызений совести. Как-то по-дурацки получается. Вернее, совсем не получается. Что же я за бомба ходячая? Почему от меня всегда одни проблемы? И ладно бы – проблемы у меня. Но я доставляю неприятности всем вокруг. Например, ректору.
Сгорая от стыда, я засунула голову под подушку, представив, как ректор с подбитым глазом защищал меня перед советом попечителей, убеждая, что это не я не преступница, а всего лишь пустоголовая птаха. Птенчик.
И ведь ни слова мне не сказал.
На собрание не пустил, прятал дома. Я уверена, что прятал. Чтобы со мной не поступили так, как с прошлой жар-птицей. Тоже, наверное, была дурра дурой.
Я заснула только под утро и опять видела во сне злополучный клуб, бесконечные бокалы с апельсиновым соком и девиц, бешено отплясывающих канкан.
Разбудил меня громкий стук в дверь, и я вскочила, не понимая, где нахожусь. Ах, да… «Ива». И в дверь молотил Анчуткин, потому что было почти восемь – я чуть не проспала.
Первыми лентами были занятия по истории магии у Облачара, и под его бормотание я могла еще подумать о собственном поведении. Подумать – и пообещать, что больше не совершу ни единой глупости.
В обеденный перерыв Анчуткин потащил меня в новую лабораторию, хотя я была страшно голодная и с большим удовольствием сходила бы в институтскую столовую. Теперь в лаборатории стояли микроволновая печь, маленький холодильник и электрический чайник – чтобы Анчуткин больше не кипятил воду на непроверенных артефактах, и пришлось довольствоваться бутербродами и чаем, и восторгами Бориски, который хвастался новым оборудованием, которое выбил для лаборатории по артефакторике Кош Невмертич.
Конечно, Кош Невмертич! Кто бы сомневался!