С девочками кулаками не воюют. Тем более с такими конфетными. Я нагну тебя изящнее, Царева!
Сдергиваю худак, снимаю кроссовки. Расстегиваю рубашку. И медленно… очень аккуратно… чтобы не разбудить, ложусь с ней рядом.
Ерзает. Я замираю, позволяя ей опять уснуть поглубже. И когда она начинает ровно сопеть, с мстительным кайфом обнимаю и закрываю глаза. Пахнет чудовище чудесно! И даже проведенная в приятной компании ночь никак не влияет на реакции моего тела на этот запах.
Включаю телефон. Поправляю прядь с ее лица. Беззвучно делаю несколько снимков нас в обнимочку. Прячу телефон в карман. Нет, это не весь нагиб.
На ее тумбочке будильник. Перевожу его на три часа позже. И, закрыв глаза, расслабляюсь. Меня быстро вырубает после бессонной ночи.
Но так же быстро и врубает обратно от вопля ее маман:
— Дина!!!
Мы подлетаем на кровати как от сирены.
Динка в шоке прижимает к себе одеяло, хлопая на меня глазами. Переводит взгляд на стоящую в дверях мать. Лицо той так наливается кровью, что по цвету уже близко к фиолетовому.
Такое вот алаверды, Царева.
— Пожалуй, мне пора!
С кайфом впечатываюсь губами в щеку ошарашенной Динки. И, подхватив свои вещи, сваливаю мимо маман, по лестнице вниз.
Наверху армагедон!
Два-один, чудовище. Тормози. Со мной игры плохи!
Дина
Моя щека горит от пощечины, в глазах искры. Во рту привкус крови. Пока мать орет, трясущимися руками натягиваю одежду. Меня срывает на истерику от произошедшего и ее воплей.
— Ааа!!! — рявкаю ей в лицо.
Сбегаю вниз по лестнице и, хватая кочергу от камина, крушу нахрен стену с моими кубками и медалями.
— Что ты делаешь?! — вопит она, застывая на лестнице.
— Ненавижу! Ненавижу!!! — раскрутившись, швыряю кочергу.
— Истеричка!
— Отдай мне мои деньги! Вот это, — поднимаю я с пола серебряную медаль и швыряю ей в ноги, — премия четыре миллиона вместе со спонсорскими, а вот эта, — швыряю еще одну, — три с половиной. Отдай мои деньги, я хочу отсюда уйти!
— Деньги тебе отдать?! — смеется в ярости мать. — А ты знаешь сколько стоит делать из тебя, бездарщины, чемпионку?! Твои деньги все вложены! В тебя!
— Это неправда!
Размазываю по щекам слезы.
Мама хватает с камина кожаную папку. Вырывает оттуда бумаги.
— Ты знаешь, что это, моя дорогая? — трясет ими в воздухе. — Это извещение твоего неприкаянного папеньки о том, что как только тебе исполнится восемнадцать, он прекращает выплачивать те копейки, что шлет и продает Дагерам этот дом! Ты задумывалась откуда на это все деньги? На твоего тренера, школы твои, поездки, врачей мастер-классы в Лондоне, Праге, Токио?! Хоть приблизительно представляешь цену всему этому?!