Школа до конца года оплачена. Потом… Потом будет видно.
Переодеваюсь в школьный костюм.
Стоя перед зеркалом глубоко дышу. Сейчас будет сложно. Сейчас я сделаю то, о чем мечтаю уже года три.
Забираю пакет с кроссовками. Спускаюсь по лестнице.
— Есть какие-то новости? — устало спрашивает по телефону мать.
Отодвигая штору, выглядывает в окно.
— Что значит — дождаться с утра?! Что значит, уже взрослая? Не могла она… Нет, что-то случилось! Вы обязаны искать!
— Мама.
Дернувшись, оборачивается.
Нет, никакой радости на ее лице, что я нашлась не будет. Ее лицо идет пятнами от ярости.
Застыв на последней ступеньке, я поправляю рюкзак.
Делает шаг в мою сторону, осатанело оскаливаясь.
— Предупреждаю сразу. Если ты меня ударишь, я больше не буду крушить дом. Я ударю в ответ.
— Что?! — задыхается она от ярости. — Что ты, тварь, сказала?!
И дальше я говорю то, что уже раз пятьдесят произнесла внутри. Я это репетировала, подбирала слова. Но не могла сказать вслух, потому что сама не верила, что смогу. А теперь верю.
— А еще я ухожу. На соревнования не поеду. Заниматься больше не буду. Если ты посмеешь забрать меня из школы, я пойду в социальную опеку, в полицию, к врачам, в комиссию по допингу. Я тебя опозорю. Я скажу, что меня заставляли пить стимуляторы и голодать. Годами.
Замерший взгляд мамы не двигается и смотрит мимо меня, плечи обессиленно опускаются.
— Иуда… — шепчет она с горечью.
Это не обижает меня и не трогает. Сгребаю со стены свои медали. Пульс в ушах оглушающе колотится в глазах темно. Мимо нее иду на выход.
Все…
Теперь я сама за себя и сама по себе. Никого больше нет.
Страшно…
Рафаэль
Горьковатый шлейф ее парфюма, смешанный с личным запахом волос — теплым, тонким, будоражат мои сны. Я и сплю, и не сплю. Мою грудь распирает от переизбытка эмоций. Я не могу найти причины, почему мое сердце вдруг перешло на другие режимы, ускорилось, сбилось… Я стал его слышать, чувствовать. Оно не дает мне ни на чем больше сосредоточиться.
Мои пальцы рисуют медленный круги на ее голом животе под футболкой. Зарываюсь носом в волосы, вдыхаю глубже. По телу опьяняющие волны ощущений.
Девочки не выбирают горький парфюм. Они все цветочно-сладкие. На крайний случай — какие-нибудь ультрамодные крафты.
Поэтому, ее запах — совершенно не похож на то, к чему я привык. Впрочем, Динка всегда была особенной. Независимо от того, как я к ней относился. Нравилось мне это или нет. Ее вкусы — это отдельная многогранная вселенная. Но сама — дурочка, конечно, наивняк и агрессор. Агрессия — это завуалированный страх, как говорит мой психоаналитик, активная защита.