— И сказал конек Ивану: «Вот дорога к окияну, белый вал весь без изъяну. Ну, раскидывай шатер, на ширинку ставь прибор». (П. Ершов, «Конек-Горбунок»).
— Гы-гы, на ширинку ставь прибор, — хихикнула Валька. Не смогла язва удержаться от коммента. — Тут, наоборот надо: «Из ширинки свой прибор, достает смущаясь Ваня, где дорога к окияну? И дает его друзьям, тра-ля-ля-ля, трам-пам-пам»…
— ВАЛЬКА!
— Все, молчу-молчу…
— Не о том думаешь, ты же главаря искать собиралась.
— Одно другому не помеха, голова всем подряд занята. Я может, Юлия Цезаревна.
— Первый класс, третья четверть… Вот ты кто.
— Ладно, не злись. Сажусь за парту, ищу инфу.
— Гугл, может ты, что знаешь? Ты там вроде про дорогу говорил. Только без рифмоплетства…
— Прозой могу, но слова сложней на язык ложаться. На уровне генетике это у меня.
— Про ДНК потом расскажешь, сейчас по существу.
— Верно, Валька говорит. Так просто нам про яблоки и про то, где их искать, никто не скажет. Что бы это за квест такой был, если прилетел, а тебя тут с молодильными яблоками толпа встречает? Не бывает так. Знаю, что в Сити дорога идет, а там…
— В Сити???
— Ага, ну у нас Город, а тридевятом государстве — Сити, чтобы звучало по-заморски. Заграница все же, как никак.
Мда, разрабы… Чую, добрались они до Чуйской долины и подожгли ее. Такое можно придумать только, когда кожа бледная, а зрачки расширены. Пока Валька думала при помощи виртнета, я решил прогуляться по берегу «окияна». Он не был песчаным, на нем росли деревья, пышные кроны которых замерли от безветрия. Воздух был пропитан соленой влагой, напоен ароматами цветов, кипарисов, земли и хвои.
Легкий бриз, который налетел с моря-окияна, попытался украсть этот аромат и унести его дальше. У него это получилось, но ровно на мгновение. Дурманящий запах вернулся, и на контрасте стал еще более пряным. Вода нежно-голубая, прозрачная вытолкнула один камешек, отличющийся от окатанной волнами гальки. Он был желтоват и слегка светился, когда его касались солнечные лучи.
Я наклонился, взял окатыш на ладонь — кусок янтаря. В голове предстала картина, как покалеченные штормом деревья, плача от боли, роняли терпкие капли смолы-живицы. Она стекает вниз, чтобы затянуть и заживить раны… А после тысячи лет, окаменев, слезы деревьев стали янтарем. Я не смог выбросить камешек, положил его в сумку. Вернулся к своим.
Валька морщила лоб. Гугл занимался привычным для коня делом, жевал траву.
— Наффел фто? — спросил он меня.
— Не болтай с набитыми ртом…
— А мне это не меффает.
— Блин, ну что за отряд у меня? Один другого хлеще.