Но мы снова спешим. Целуя и кусая, касаемся друг друга, где только достаём. Я не могу думать или анализировать, ибо в такие минуты даже сам себе не принадлежу.
— Приподнимись, — и, едва её бёдра отрываются, дергаю резинку своих шорт вниз, выпуская член наружу.
Ева смело обхватывает его теплой ладошкой, проводит по всей длине, сжимая чуть сильнее, но я накрываю её руку своей.
— Дорогая, не сейчас, — прошу, но, боясь её обидеть, тут же поддерживаю женское рвение сделать мне приятно. — Когда ты сидишь верхом на мне, я уже готов кончить.
Ева смущённо улыбается, пока сама встаёт в полный рост надо мной и неспешно спускает трусики по ногам. Убить бы её за такую откровенную провокацию, но я знаю другой способ мести. Лучше!
Как только она, держась за моё плечо, стаскивает ткань с одной ноги, я подхватываю её под колени, тем самым вынуждая рухнуть на меня.
— Негодница, — шепчу ей, вставляя член без лишней нежности, но меня там ждут.
Ева прогибается в спине и запускает ногти в мои плечи, оставляя новые следы своей страсти на моём теле.
— Богдан, ты много болтаешь, — отвечает, когда, выпрямляясь, сама делает первое движение бёдрами навстречу мне.
— Я сейчас всё компенсирую, Ева Леонидовна, — ухмыляюсь, поудобнее располагая ладони на её ягодицах, прежде чем начать гонку.
С ней мне не надо сдерживаться и что-то контролировать, так что просто врезаюсь в женское податливое тело со всей силы и к общему удовольствию. Наши общие стоны глушу бескислородными поцелуями и на задворках потемневшего сознания молю, чтобы шезлонг под нами выдержал.
Её оргазм приходит за доли секунды до моего, так что в финале забега побеждает дружба, о чём я и сообщаю моей женщине.
Ева, едва дыша, пытается смеяться, но потом просто падает расслабленная мне на грудь и нежно целует в ключицу.
— Дружба — это всегда хорошо, — еле слышно бормочет в ответ, вызывая безумную на всю мою морду улыбку.
Понимаю, что со стороны я, скорее всего, похож на придурка, но мне похрен. Более счастливым, чем сейчас, я себя не помню. Если оно и было, то так давно, что кажется неправдой или сном. Поэтому не шевелюсь, чтобы не спугнуть эту, сука, чувствительную птицу счастья. Мне бы хотелось, чтоб она тут гнездо себе организовала и вообще поселилась на веки вечные. Лишь неспешно глажу тонкие пальцы, что лежат на моей груди, и целую лохматую макушку.
— Тебе обязательно улетать?
Вопрос Евы всё-таки пугает несчастную «птицу», но я намерен сделать всё, чтобы это создание вернулось.
— Да. Иначе будет хуже.
Она прерывисто вздыхает, зарываясь носом где-то в шею.