Я всегда старался избегать привязанностей. Насмотрелся на отца. Этого хватило. Когда мать ушла, мне едва стукнуло тринадцать. Я был бунтарь, дикарь, идиот.
«Ты потом поймешь…» – говорила она, собирая чемодан. Я не понял. Вырос и не понял до сих пор, как можно было бросить нас ради своей гадской работы. Сорваться, потому что позвали в Штаты. Она хотела карьеры. Отец ее отпустил и стал ждать. Год, два, пять… пока не узнал, что все это время мать ему изменяла. Как, впрочем, и до отъезда.
Она уехала не ради работы. Просто мы ей мешали. Он подал на развод сам. И сломался. И такой сломанный до сих пор. За ним присматривает сиделка, которую я оплачиваю. Он под наблюдением лучших специалистов, но… его почти раздавили, размазали сильные чувства. Привязанность, которую он называл любовью.
Я в жизни ничего не боялся. Почти. Единственное, что меня страшило, – стать таким же, как отец. И лекарство от этого страха было одно: не испытывать глубоких чувств.
Надо переспать с рыжей. Меня задело то, что я не получил от нее того, что хотел. Вот она и зацепила меня. Ничего больше.
Именно так я думал и, давя на гашетку, мчал по ночному городу.
Дана
Утро началось с мысли о возрасте. Вернее, о том, что я уже слегка мудрая и совсем чуточку – не юная. Но только каплю, самую малость. Потому как молодой и полной дурост… жизненных сил девице надлежит стремиться к совершенству. Зарядка там, контрастный душ, диета. Я уже перешагнула рубеж в двадцать пять, поэтому ныне уже же ратовала не за идеалы, а за одеяло. Коим и накрылась, заслышав будильник. Как итог – чуть не проспала.
Еще одна смена – и можно будет как следует выспаться, отдохнуть на второй работе, в частной клинике… Этим и утешала себя, когда делала обход, принимала роды, перешучиваясь с Лешкой. Даже отвечая на звонок Евы, мечтала о том, что у меня будет выходной.
Впрочем, подруга моих чаяний не разделяла. Ей нужно было выговориться. А все потому, что ей испортили волосы. Ради очередной роли Ева должна была стать блондинкой. Но по видеосвязи я лицезрела ее с кислотно-зеленым цветом шевелюры, которая еще и сильно поредела. Голова Евы чем-то напоминала хорошо прополотый газон. Да уж. До этого у нее таких казусов не случалось.
– Как тебя угораздило? – только и спросила я.
– Угораздило не меня, а одну идиотку, которая отчего-то решила, что мой Додик должен бросить меня и вернуться к ней. Вот, даже мастера моего подкупила, чтобы та волосы испортила… Но ничего, я с мастером разберусь, ее ни в один салон не примут. И с этой ревнивой гадиной тоже! – мстительно закончила Ева.