В трубке что-то хлопнуло, послышались голоса.
– Дана, я тут сейчас слегка занят. Давай вечером увидимся, и я чистосердечно покаюсь. Даже два раза. А если меня будет ждать горячий ужин, то могу и на коленях прощения попросить.
– Раскаяние через шантаж? Что-то новенькое, – хмыкнула я.
– Буду в восемь, – нагло заявил Дэн и отключился.
Времени до вечера оставалось много, и чем занять его, я не знала. Готовить ужин было рано, ноут мне так и не вернули, а посему с диссертацией я пролетала. С обеими. Я выпросила у Шмулика книгу – только чтобы ни слова про манускрипты! – и завалилась с ней на кровать. Так увлеклась, что опомнилась лишь за полчаса до прихода Дэна. Слетев с кровати, я помчалась на кухню. Заморачиваться с полноценным ужином было явно поздно, даже пиццу заказать – и ту не успевала. Быстро наболтав тесто, я встала к плите и принялась жарить блинчики. Румяная аппетитная горка росла, на запах подтянулся Шмулик, протиснулся мимо меня и принялся независимо рыться в холодильнике.
Входной звонок раздался, как всегда, внезапно.
– Блины есть будешь? – вкрадчиво спросила я. Вместо ответа кучерявый замер и сглотнул. – Тогда открой дверь.
Сосед протиснулся в обратном направлении и послушно потрусил в прихожую. Щелкнул замок, и в полной тишине прозвучало:
– Сыночка, я приехала!
Сосед нервно икнул. Я же не поверила своим ушам.
Сара Моисеевна Фельцман?! Не может быть… Зачем она из скайпа вылезла?!
Может, я читала книгу и уснула? Вот и снится всякая… ерунда. Захотелось щипнуть себя как следует и проснуться.
Я машинально протянула руку к сковородке, именно с этим шкварчащим оружием ближнего боя осторожно вышла в прихожую и… И во все глаза уставилась на невысокую женщину, полную жизненных сил и еще не растраченного крика. Кучерявая, как и сын, она была гораздо мелкокалибернее Шмулика: раза в три уже и ниже на целую голову. В ее волосах уже поселилась седина, да и шея, в отличие от ухоженного моложавого лица, выдавала абсолютно точный возраст. На Саре Моисеевне был элегантный костюм, дорогой парфюм и маска непогрешимой уверенности.
В общем, мама Шмулика смотрелась на нашем пороге так же уместно, как великое русское слово, состоящее из икса, игрека и иной высшей математики, на новеньком заборе.
Но как бы она там ни смотрелась, а исчезать явно не собиралась.
– Я приехала! – повторила Сара Моисеевна оторопевшему Шмулику, который уже наверняка проклял ту секунду, когда имел неосторожность открыть дверь.
Потом она повернула голову и заметила меня. Первое, что выдала чуть севшим голосом мама Фельцман, было не «здрасти», не даже «это та самая стерва, из-за которой ты ушел из дома», а: