Судья издает смешок.
— Отклоняется. Продолжайте.
Приходится слушать какая я плохая-нехорошая. По национальности обвинитель тоже проходится. И по пристрастию к хашиме.
Краткий смысл речи сводится к: “Понаехали тут всякие. Работать не хотят, только ноги раздвигать. Сбивают наших мужчин с пути истинного, грабят-воруют, принимают наркотики и никакой управы на них нет. Где же наши духовные скрепы, когда же мы дадим отпор этой жадной саранче?”
Толпа встречает речь одобрительным гулом, а в конце разражается восторженными аплодисментами. Журналисты в первом ряду оживленно строчат. На запах скандала подтягиваются новые слушатели, в зале уже битком.
Даже если выберусь из передряги, мне не жить в этом городе.
Судья зевает. Его все достало, а впереди еще дело поджигателя.
— Быстрее, — поторапливает он обвинителя. — К сути.
Тот переходит к сути. Нападение. Причинение тяжких телесных уважаемому члену магистрата. Похищение денег в особо крупном размере.
При озвучивании похищенной суммы зал возмущенно гудит, а у меня в животе скручивается ледяной комок. Даже если перевести монетки из связки в либры и приплюсовать к купюрам из портмоне получится как минимум вдвое меньше.
С возмущением смотрю на Бурджаса, тот в ответ посылает мне торжествующую ухмылку.
С-с-скотина!
О моем нападении на охранника прокурор тоже не забывает упомянуть.
— Протестую! Это был неконтролируемый выброс магии, вызванный спонтанной инициацией в ответ на попытку изнасилования!
— Надо же: шлюха утверждает, что на ее честь покусились, — издевательски тянет прокурор. — Какая утрата!
До крови прокусываю губу, чтобы не дать ярости затмить разум.
— Вы утверждаете, что работниц веселого дома можно безнаказанно насиловать? Закон считает иначе.
Зал взрывается криками. На мою беду — в основном презрительными и гневными. Мужчины и женщины, богатые и бедные единодушны — проститутка не человек и защиты от произвола ей не полагается.
— Неважно кто я, чем занимаюсь и в чем обвиняюсь! Закон защищает всех граждан.
— А было ли изнасилование? — откровенно кривляясь спрашивает обвинитель. Он обращается не ко мне, и даже не к суду — к толпе. И та поддерживает его одобрительным гулом.
Скрещиваю руки на груди.
— Не было, потому что у меня проснулась магия. Но по факту жестокого обращения охраны и применения пыток заведено дело.
Снова крики из зала, но какие-то беспорядочные. Упоминание о пытках немного остудило энтузиазм.
— И что за пытки… — начинает было обвинитель, но его прерывает стук молотка.
— Это не имеет отношения к делу. Протест принимается. Продолжайте.