Няня для трудного папы (Смелик) - страница 131

Ну, и к чему эти интимные признания? Зачем Борис рассказывал о подобном, расписывал в подробностях? Хотел смутить, унизить её тем, что она раньше спала с ним, что Котенков у неё не первый и единственный. Но нет тут ничего унизительного. Он и сам у неё не первый, и ей не стыдно, она не жалеет о случившемся и не видит ничего доблестного или возвышенного в том, чтобы в жизни иметь сексуальный опыт только с одним мужчиной.

Ну спала, да. Но ведь не душу продавала, и не тело. И не с кем попало – верила в отношения. И желания никто не отменял.

У Котенкова между прочим двое детей от разных женщин, и её это тоже не смущало. Она к этим детям ещё и по-настоящему привязалась. К Макару, конечно, не как к ребёнку, а, скорее, как к младшему брату. Арина иногда даже ловила себя на том, что ей хотелось сказать, совсем как хвастающимся друг перед другом мамочкам «А вот Ева…», или даже «А вот Макар…» И она не допустит, чтобы они страдали – из-за неё – даже если Борис считает, что они ей чужие, и всё дело только в их отце. Но как же тяжело выговорить, облечь в слова, из предположений превратить почти в факт:

– Условие тоже такое же? Уйти? – Даже произносить больно, хотя и получилось довольно спокойно, ещё и чуть высокомерно, по-деловому, словно и правда при заключении сделки, но в душе упрямо металась надежда, что всё это не по-настоящему. – Тогда ты оставишь их в покое?

– Конечно, – подтвердил Борис, заверил убеждённо: – Ты ж понимаешь, дело не в нём. Плевать я на него хотел. Но раз ты его выбрала… – он развёл руками, качнул головой, выдохнул с притворным сочувствием: – не повезло.

Какая мерзость.

– Борь. Это же подло.

Наверное, она вложила в это восклицание слишком много эмоций, но не только негодования и презрения. Борис разглядел что-то ещё – и ту самую тщательно скрываемую боль, и смятение – не застыл обиженно, как прошлый раз, а снисходительно усмехнулся, возразил:

– Да почему же? – Он опять подался вперёд, поставил локоть на столешницу, подпёр им щёку, произнёс поучительно и даже патетично: – Это, Арин, борьба за любовь. Разве женщины не предпочитают настойчивых, решительных, упёртых?

– Но ты же только что сказал, что я тебе больше не нужна, – возмущённо напомнила Арина.

– Ты – не нужна, – кивнул Борис, добавил с прежней преувеличенной театральностью: – Но за чувства обидно. Разве это не справедливо – если у меня не вышло, то и у тебя не выйдет. – И вдруг стал серьёзным, сузил глаза, раздул ноздри, выдохнул резко: – Ты сама во всём виновата.

– В чём?

– В том, что играла со мной, – произнёс он с напором. – Не оценила мои чувства к тебе.