Ларс (Гросов) - страница 39

Лютня имела пять парных струн. Пробежавшись по ним, я поднастроил их и задумался. А что же сыграть? Я не помню уже многого из того, что игралось раньше на автомате. И тут меня озарило. Есть одна шикарная баллада, которая в это время идеально впишется. А главное, она зайдет Гостомыслу и поставит на место неудачника-провокатора Ньёруну. И я запел, ох как я запел. А как сыграл! Во мне сейчас актер Безруков говорит. Баллада о трех сыновьях[6] даже в мое время не оставляла никого равнодушным:


В краю средь гор и цветущих долин
Текла река, исчезая вдали.
Прекрасней не было страны,
Где рождались баллады и сны.
В дорогу звал глас таинственных гор.
Три сына там покидали свой дом.
Один был горд, другой – упрям,
А третий был сердцем смирён.
Слова Отца были грусти полны:
«В любви моей вы росли, как цветы.
Что ждёт вас там, в чужих краях?
Да хранит вас молитва моя.»
И звучало в ответ
Эхо горных вершин:
«Сохраните богатство Души
И Любви нескончаемый Свет!»
Прошли года, затерялись вдали.
В краю средь гор и цветущих долин
Встречал отец своих детей
После долгих разлук и скорбей.
И первый сын возвратился домой:
«Гордись, отец, – я великий герой!
Вся власть моя, и в этом суть
На крови я построил свой путь!»
Второй привёз золотые дары:
«Смотри, отец, я могу все миры
Купить, продать и слёзы всех
Превратить в серебро и успех!»
И звучало в ответ
Эхо горных вершин:
«Разменяли богатство Души
Ради славы и блеска монет.»
А третий сын на коленях стоял:
«Прости, отец, я великим не стал.
Смиренным был, врагов прощал».
А отец с теплотой отвечал:
«Душа твоя и добра, и чиста.
И пусть богат ты и знатен не стал,
Но ты хранил любовь мою.
Я тебе свой престол отдаю!»

Музыка и слова баллады написаны великолепной Татьяной Шиловой. Когда я первый раз услышал эту произведение, я был взволнован и наполнен эмоциями. Эта баллада в моем воображении рисовала настолько живые картины, что можно сказать, я посмотрел фильм. Яркий и красочный.

Я не ошибся в своем выборе. Я не злораден по натуре. Но перекошенное лицо Ньёруны было бальзамом на мое сердце.

Гостомысл встал. Его глаза подозрительно блестели. Он хотел что-то сказать. Хватал ртом воздух и сдувался. Махнув рукой на свои попытки, он обошел стол и подошел ко мне, крепко прижимая к себе. Звенящая тишина разрушилась под одобрительные крики гостей.

Мне стало стыдно за свой поступок. Как-то неприятно стало. Этот человек потерял троих детей и сегодня чуть не потерял последнего, а я тут такие «песенки» распеваю. Да он же собой прикрывал меня от лучника, ценой своей жизни, дабы сохранить мою. Чувствую себя негодяем. В этом веке люди настолько открытые, что даже прожженному цинику двадцать первого века должно быть стыдно. Здесь спор решается силой, либо своим разумением справедливости. И я в это чистое и честное лезу своими грязными сапогами из информационного века.