– Ася.
Мама вытаскивает меня из пучины моих тяжелых мыслей, и я, надевая милую улыбку лучшей дочери на свете, оборачиваясь к ней, вопросительно смотрю.
– Что ты готовишь?!
– Запекаю рыбу с овощами
Она растягивает губы в ответ.
– Замечательно. На трех персон хватит?
Удивленно приподнимаю бровь и жду пояснения.
– Я пригласила Ваню составить нам компанию.
Стараюсь спрятать эмоции в себе и не выдать мимикой недовольство оттого, что наш сосед, который категорично мне не нравится, появится у нас за ужином и своим присутствием разрушит мой спланированный тет-а-тет.
– Зачем?! – единственное, что выдавливаю я из себя.
– Ты ни с кем не общаешься, а он хороший мальчик. И если я не переживу…
– Мама! – не справившись с эмоциями, перебиваю ее, повысив голос, и замираю от осознания того, что сейчас произошло. Повышать голос в нашей семье было не принято. Даже больше того считалось недопустимым. Мама с детства внушала, что нужно говорить тихо, но так, чтобы быть услышанной. Кричать, по ее мнению, это была прерогатива плебеев.
«Повышая голос, не всегда можно докричаться до человека!» – много раз повторяла она, и я всегда соглашалась с ней.
Я сжимаюсь от холодного осуждающего взгляда. Ледяные выстреливающие фразы подтверждают мои воспоминания:
– Будь добра не перебивать меня, а тем более не повышать голос!
Чувствую себя нашкодившей кошкой и молчу, потупив взгляд.
– Я хочу быть уверенной, что если я не переживу операцию, то ты не останешься одна и о тебе будет кому позаботиться.
Мама, не дожидаясь моего ответа, разворачивается и уходит, а я расстроенно поворачиваюсь и смотрю в окно. Дождь монотонно капает по подоконнику и действует мне на нервы своим стуком. Раньше никогда не замечала за собой такой особенности раздражаться по пустякам. Возможно, сказывается накопившаяся усталость и напряженность, которая не покидает меня, когда я работаю, общая ситуация с мамой и ее уже назначенная дата операции и произошедший неприятный разговор… Я, конечно, не озвучила, но Ваня совсем не тот человек, кто может о ком-то позаботиться. Он сам еще ребенок, и ему самому надо подтирать нос! Все его достоинство в глазах моей мамы – это хорошее воспитание, которым сейчас обделены многие мои сверстники.
В семь часов, когда у меня уже накрыт стол, в дверь звонят. Обреченно вздыхаю и иду открывать.
Парень, стоящий на лестничной площадке, нервно улыбается и рассеянно скачет от моего лица в темную бездну коридора и обратно. Так и хочется сказать ему: «Не бойся, я не кусаюсь! Маму из-за тебя точно расстраивать не стану!», но я молчу и лишь вымученной дружелюбной улыбкой пытаюсь изобразить это. Спохватившись, что уже долго держу его на пороге, отступаю в сторону, позволяя войти.