Я зашёл в зал, где оказался на сцене за кулисами. Отсюда не было видно, закрыта ли дверь наружу, и я поспешил к выходу, но, как только я вышел на сцену, чтобы спуститься по ступеням вниз, зал взорвался аплодисментами. От шока я чуть не шлёпнулся на пол, запутавшись в своих же ногах.
Неужели я вышел на сцену посреди выступления?
Я не помнил, чтоб видел объявление о том, что именно сегодня состоится какой-нибудь праздник, но мало ли. Я посмотрел на зрителей, покрутился вокруг своей оси, и пришёл к выводу, что аплодировали именно мне. В зрительном зале было всего человек двадцать, и многих из них я уже видел. В самом конце зала, у выхода, стоял ты и, прищурившись, словно кот, то ли ещё задумавший, то ли уже слопавший всю сметану, смотрел на меня. Взгляды всех остальных тоже были обращены ко мне. Я понятия не имел, что происходит, поэтому решил сделать вид, что мне всё равно кто тут и зачем хлопает. Но только я спрыгнул со сцены, ко мне начали подходить люди и хвалить моё стихотворение.
Чёрт возьми! Так это была не запись, а трансляция на весь зал!
Осознав всё коварство твоего замысла, я поспешил к тебе, чтобы, пока голова горяча от нахлынувших эмоций, обвинить тебя во всех смертных грехах, но к тому времени, как я с трудом просочился к дверям сквозь толпу, одновременно хлынувшую в проход, тебя уже и след простыл. Я слышал, как кое-кто посмеивался надо мной, когда другие и правда (а, может, притворялись) считали моё выступление потрясающим. Одна девушка даже схватила меня в свои объятия, чмокнула в щёку и поздравила с тем, что я «обалденный актер». Вот бы все так думали! Но другие, наверняка, в прочем, как и я сам, знали, что я не играл, я вывалил всю свою душу на публичное порицание, благодаря некоторым (а вот о твоем участии они, полагаю, не подозревали). И, хотя и понимал, что выглядел совсем не так, как сам о себе думал, я всё равно сгорал со стыда и покрывался густой багровой краской.
Когда я добрался до танцевального класса, я успел капельку остыть, но Джемма сразу распознала что я «какой-то взвинченный». Я немного опоздал, но она ничего об этом не сказала и вообще, похоже, боялась меня о чём-либо спрашивать. Ну и правильно! Я очень этому внутренне радовался, насколько вообще возможно радоваться в таком состоянии. Я не был взвинчен, я просто желал убить тебя!
К счастью, я довольно отходчив, и уже на следующий день почти забыл о произошедшем. По крайней мере, я так подумал, когда проснулся утром в своей комнате. И продолжал также полагать, пока умывался, завтракал и выходил на улицу. Но уже у учебного корпуса со мной поздоровалась парочку совершенно не знакомых мне студентов. Я решил, что они ошиблись и лишь улыбнулся им в ответ. Зато уже в аудитории я понял, что о вчерашнем вечере должен забыть не только я один. Все мои однокурсники, как один, весело поприветствовали меня, как только я переступил порог. Они смеялись, шутили, пересказывали фразы из моего стихотворения и пародировали мой голос. Я несколько секунд молча смотрел на всё это дело, а сам решал, какой вариант более постыдный: сесть за парту и потерпеть или сбежать? Мне снова захотелось тебя убить, а потом убиться самому.