— Я думала, что история уже давно устарела. И у публики пропал интерес.
— Да, — согласился я. — Пока они не арестуют убийцу.
— Думаешь, они когда-нибудь это сделают?
— Конечно, — ответил я, не раздумывая. — Почему нет?
— Все произошло спонтанно, Чарльз. Большинство убийств совершает кто-то близкий жертве. В основном родственник или друг. А тут ничего такого нет.
— Рутвен сказал, что криминалисты нашли несколько улик. Волокна, оставшиеся на одежде Наоми. Следы какой-то смолы. — Я не говорил Лоре об этом раньше, не хотел ее расстраивать.
— Он сказал это?
Я кивнул.
— Возможно, они найдут ее пальто, — проговорила она. — Или шарф.
— Возможно, — поддержал я. Иногда мы не могли перестать говорить об этом, об убийстве. Оно всегда крутилось у нас в голове, отвлекая от всех других тем.
Гости приходили к нам все реже. Мы стали такими тягостными, что находиться с нами теперь было очень тяжело.
В ту ночь случилась первая из неприятностей. Мы называли их «неприятностями», но это не совсем так. Спиритуалист назвал бы их явлением, я думаю. Они начались с малого, как будто дом медленно просыпался.
К концу… Нет, это неправильно. Конца никогда не наступит.
Мы легли спать. Ночи приносили немалый стресс. Врач назначил нам обоим снотворные таблетки, но транквилизаторы быстро становятся неэффективными и, что бы вы знали, усугубляют бессонницу. Я отказался от своих и справлялся с периодами тяжелого сна, перемежающимися с длительными эпизодами бодрствования. Во время этих приступов я прокручивал в голове все, что произошло в тот день в Лондоне и в последующие дни. Это напоминало кинопленку, которая проигрывалась снова и снова, и ее не получалось остановить, как бы я ни старался.
Лора лежала без сна рядом со мной, никогда не достигая большего, чем легкая дремота.
Иногда она ворочалась в полудреме, видя сны, о которых отказывалась говорить после пробуждения. Она теряла вес.
У меня имелась маленькая лампа для чтения на батарейках, которая позволяла мне немного отвлечься.
Иногда я читал подолгу, засыпая в четыре-пять утра, а иногда и вовсе не засыпая. Мы больше не занимались любовью. Желание покинуло нас обоих, даже желание прикасаться, желание получать утешение от физического присутствия другого.
Было почти три часа, когда раздался звук. Согласно вскрытию, примерно в это время Наоми окончательно умерла. Мы услышали один-единственный высокий крик, детский крик, громкий, неистовый, полный неописуемого страха. Он внезапно оборвался. Я сел и включил прикроватную лампу. Лора сидела рядом со мной, ее глаза распахнулись, на лице застыло выражение ужаса. Инстинктивно мы оба знали, откуда раздался крик.