Стеша почти не пила – только с главой финансового департамента на брудершафт. Фотографы то и дело щелкали камерами. Все выполняли свою в высшей степени благородную миссию.
Не для пиара было на следующий день. Она взяла в плен Артурчика, пообещав ему взамен за помощь – в дороге, когда окажутся в поезде, внештатно порепетировать Стэнли и Бланш, и вместе с ним отправилась штурмовать местный «Детский мир», скупая все что можно от памперсов и смесей до одежды и игрушек, и не представляя, что еще может понадобиться в детском доме. Своих денег у нее было немного, на все это роскошество не хватило бы, но зато имелась Панкратовская кредитка, которой она без зазрения совести расплачивалась за покупки.
Потом они не без труда загрузили все это в заказанную в службе такси машинку и отправились проведывать то самое учреждение, чьи представители еще вчера сказали все «спасибо», какие могли. Там, без камер и журналюг, их с Артуром напоили чаем с пирогами из местной столовки и дали список, что еще надо для малыша, который в это время находился в городской онкологии. Сумма получалась внушительная, а благотворительный фонд средства еще не перечислил. Стеша улыбалась и очень просила, чтобы никто не знал об их визите, раздумывая, не убьет ли ее Олег. Впрочем, обычно он спокойно относился к ее расходам и не особенно интересовался, куда деваются деньги. На том и выезжала. А сегодня даже не понимала, то ли бросает его, то ли разводит на бабки. А если бросает, то куда ей идти? А если нет – то как с ним жить, когда она уже не может его видеть, а они еще даже не женаты?
«На-хре-на?» - было единственным вопросом, который задал ей Артур, когда они вышли на летний солнцепек, от которого не спасали тени старых платанов.
«Хочется!» - легкомысленно ответила ему Стефания, пожав плечами, и побрела по скверу, глядя себе под ноги.
Обычно ее нещадная борьба с собственным альтруизмом проходила успешно, но если дело касалось детей, она позволяла себе эту слабость – чувствовать. Сопереживать. Жалеть. Не потому что так уж сильно любила этих мелких спиногрызов, а потому что давным-давно считала, что единственные люди на земле, кто достойны бескорыстной и искренней жалости – это они... которые и слов-то еще не говорят. Или говорят, но не вошли в стадию, когда становятся сволочами. Они еще добрые.
Пусть потом, когда-то позже, они начнут врать, предавать, изменять, причинять боль тем, кто их любит. А сейчас они еще добрые.
Вечером ей умирать. Хорошее расписание. Отличные гастроли. То песни, то увядание. Ей подходит.