Я зависла в своих мыслях…
– Почему молчишь, Ева? Бог ведь дает жизнь, значит, и он вправе ее отнимать… – он, как всегда, веселился, и не скрывал этого. – Просто задумайся над тем, что ты и так знаешь.
Как же меня достало вот это его «задумайся». Чего он хочет добиться этим?
– Моя очередь. Кто убил пастыря Фреда? – настойчиво спросила я.
– Адам, – спокойно улыбнулся Люциан, прикасаясь кончиками пальцев к моей руке.
– Хорошо, допустим… Зачем он это сделал? – попробуем играть в его игру.
Люциан перевел взгляд на букет ромашек, который стоял возле моей кровати… Он молчал и хмурился, разглядывая их.
– Тебе нравится этот парень, верно? – спокойно спросил он и крепче сжал мою руку.
– Нравится. Но я не боюсь узнать правду, я боюсь вновь услышать ложь, – взмолилась я и мужчина снова посмотрел мне в глаза. В них была какая-то нежность и беспокойство.
– Твоё сердце такое прекрасное, Ева. Оно умеет любить. Жаль, любит не тех…
Что? Он двинулся по всем фазам видимо… Мое сердце вообще никого не любит. Или я чего-то не знаю?
Какое-то время Люциан молчал, сплетая наши пальцы в свете маленького ночника. За окном уже потемнело и из моего окна была хорошо видна луна. Почти полная.
Мужчина был задумчивым, как будто перебирал что-то в памяти, не зная, как подступиться к ответу, но все же он сказал:
– У нас с Адамом всегда были сложные отношения, как и с отцом. Что правда отец всегда хотел это изменить. Я был его первенцем и несмотря на мои темные наклонности… а может и, наоборот, глядя на них… он хотел, чтобы я стал его приемником. Он хотел, чтобы я стал пастырем.
– А ты хотел этого? – тихо спросила я.
– Конечно, нет, – улыбнулся Люциан. – Я хотел совершенно другого. Но у отца были свои надежды. Он думал, что я стал таким из-за смерти матери.
– Мне так жаль… – это ужасно родиться, зная, что твоя мать умерла.
Люциан мягко улыбнулся.
– Но дело было не в моей матери. В любом случае у отца были свои надежды… В то время как Адам рос на вторых ролях.
– Да, проблемным детям всегда уделяют больше внимания, – кивнула я.
– Кто-кто, но Адам очень хотел быть пастырем. Да что там, он хотел быть идеальным в глазах отца. Ревность порой охватывала его больше, чем стоило бы, как для прилежного верянина, – мужчина как-то странно улыбался, накручивая прядь моих волос. – Потом я уехал в Салем и обрел свой ковен. А брата же отправили в монастырь через время. Отец считал, что Адаму нужно научиться сдержанности и покорности. В монастыре его сердце должно было обрести покой. В то время меня уже не было в городе, но не думаю, что Адам был в восторге. Но думаю, что он искренне верил в то, что после возвращения отец сделает его пастырем.