Разберемся! Главное о новом в кино, театре и литературе (Москвина) - страница 120

Убедительность, очевидность, яркость зла и добра — важное свойство жанрового кинематографа. Это великие творцы могут мудрить, сложничать, путать карты — в обычном детективе или мелодраме всё должно быть рельефно, чётко, ясно насчёт добра и зла и их носителей. Скажем, в том же «Противостоянии» полицай Кротов (Андрей Болтнев) — выдающаяся гадина. Или другой, парадоксальный вариант зла — Виктория Толстоганова играет скрывшуюся от возмездия прислужницу нацистов в серии «Палач» (из цикла «Мосгаз»). Нежная, прелестная актриса отважно пробует доказать, что женщина, сражающаяся за себя и свою семью, в экстазе выживания может дойти до ужасного падения.

Но в Алексе Лютом — и в мальчике, и во взрослом — нет вообще ничего убедительного и яркого. Он ничтожество и бездарность, человекообразное насекомое, выросшее в полном отсутствии любви. И когда немецкий офицер проявляет к нему усиленное внимание, Алекс готов исполнять любые его приказы просто из благодарности за участие. Алекс не воспринимает никаких идей, он не проникается величием Третьего рейха и не увлечён силой зла. Он убивает по приказу, без сладострастия, а потому, что так уж вышло. Человеческое ещё не успело нарасти в этой зачаточной подростковой душонке, потому так легко дать подростку оружие и указать цель…

И вот этому ничтожному злу противостоит тупое добро, тоже действующее по инерции. Профессионально беспомощное, наивное, глуповатое добро. Какое-то занимательное противостояние получается, по смыслу занимательное — актёрам играть такое не особенно интересно.

В «Алексе Лютом» у персонажей исключён психологический объём, а что тогда делать актёрам? Они культурно присутствуют, притом на все роли второго плана выбраны артисты с чрезвычайно выразительными лицами. (А интересных эпизодов сценаристы теперь вовсе не пишут.) Сериал мчится на всех парах, как поезд, где всё происходит в интересах движения, то есть сюжета. Гонки на старых советских автомобилях привлекают своей комической выразительностью. Поскольку перед нами 1975 год и, о счастье, можно курить, дымок в кадре предоставляет оператору возможности изящных эффектов. Насколько режиссёр фильма Леонид Белозорович сознательно обдумал идейные основы своей картины и выстроил именно такое противостояние (ничтожное зло и тупое добро), этого я не знаю, но во всяком случае оно что-то верное диагностирует в современном мире.

Ни ко временам мировой войны, ни к советскому времени это противостояние прямого отношения не имеет. Именно сегодня, когда начинаешь всматриваться и вдумываться в облики зла, они предстают удивительно ничтожными, обыденными, жалкими. И всегда-то у них, у злодеев, «так уж получилось» да «я не хотел убивать»…