— Синяк огромный, — Егор провел подушечкой указательного пальца по наливающейся фиолетовым коже, и я застонала, — так больно?
Было совсем не больно. Было… жарко, горячо, кожа ощущалась как кипяток. Я покачнулась, понимая, что колени стали мягкие, как желе, и если сейчас не присесть, то я растекусь возле ног Егора.
— Эй, эй, Ева, только не падай, — он подхватил меня мягко на руки, — пойдем, напою тебя крепким чаем, а потом вызовем врача.
Пока он нес меня до кухни, я слушала, как часто бьется его сердце, — также, как и мое собственное. Он волновался, этот красивый до умопомрачения мужчина, только виду не подавал.
Но этот ритм сердца — слишком быстрый для нормального — говорил о многом.
Егор опустил меня на диван, занимавший дальнюю стену, подоткнул подушку мне под голову, помогая устроиться удобнее.
— Ну и что мне делать с тобой, Ева? — спросил, вроде как в шутку, но голос был слишком серьезным.
А я зажмурилась и сказала:
— Поцелуйте меня.
— Поцелуйте меня. Пожалуйста.
Я сказала это Егору и зажмурилась от собственной смелости.
Никогда раньше я не вела себя так, как сейчас. Мне привычнее было оставаться в тени, надеяться, что на меня посмотрят сами, но никогда не предпринимать первых шагов.
А здесь я и сама задыхалась от того, что говорила и делала, и мне казалось, что Егор сходит с ума вслед за мной.
Он не обозвал меня, не засмеялся в ответ, не накричал, хотя мысленно я была готова ко всем этим вариантам.
Напротив, взгляд его потемнел. Он наклонился ближе, и я могла вдоволь разглядывать его красивое лицо, только касаться все еще не смела первой.
— Ева, — сказал Егор, в его голосе было предупреждение. О том, что если я сейчас продолжу, то назад ходу уже не будет.
Я это понимала. Боялась чертовски, каждый шаг как по тросу над бездной, и все — без страховки. Только повернуться уже не получится, поздно слишком.
— Я и сама боюсь, — прошептала я искренне, — но вы спросили, а я ответила.
— Ты понимаешь, что я чужой незнакомый мужик, а ты в моей квартире и просишь поцеловать? — он наклонился еще ближе, опираясь на диван, а я лежала, не шелохнувшись. Егор говорил, чтобы я протрезвела от собственных чувств, но куда там, когда сердце шпарит как бешеное, а в голове ни одной дельной мысли, только острая необходимость почувствовать вкус его поцелуя.
— Понимаю, — шепчу ему в самые губы, — наверное, я с ума сошла.
— Наверное, — кивает он, — и я тоже.
А потом был мой первый настоящий поцелуй. Нет, с мальчишками я целовалась, но это было мокро и не очень приятно.
А с Егором…
Мурашки волнами бегут по телу, я снова — воздушный шарик, который поднимается легко с дивана и оказывается в чужих руках. Его губы твердые, чуть шершавые, а отросшая щетина колется, но мне не больно, мне приятно.