– Нет? А кто?
– Элементаль. – он выпрямился на стуле, по складкам на лбу, по напряженной спине было видно, что разговор дается ему нелегко.
– А кто это? А остальные знают? – в моем голосе слышалась тревога. Меня не волновало, что Василь Иваныч обманул меня, меня беспокоило, не грозят ли ему неприятности? За время путешествия он стал мне близким, родным человеком, который давал ощущение семьи, нужности, полезности.
– Я дух, как и те, кого ты видела.
– А что вы хотите от меня?
– Помощи. Мы в отчаянии. Видишь ли, когда-то у нас действительно был демиург. Самый лучший, самый мудрый, самый добрый. У нас было все, чтоб мы были счастливы, но мы были несчастны. – Василь Иваным по-стариковски пожевал губу и продолжил – Он создал этот мир и нас. Но нам казалось, что остальных он любит сильнее, хотя мы были наделены большей силой. Это раздражало. Тысячелетия слепой ненависти ослепили нас. Мы стали доказывать, что никто, кроме нас не достоин его внимания. Стали провоцировать войны, грабежи, убийства. Брат пошел на брата, отец на сына… Наши проповеди победили заповеди. Мы торжествовали и праздновали близкую победу. Последний шаг – отобрать у живущих возможность общаться с богом. И мы почти уничтожили камни.
Я задержала дыхание, слушая, как Василь Иваныч рассказывает, как признается в своих ошибках, как оголяет душу и сердце, как раскаивается.
– И? – поторопила я его.
– И наш бог отказался от нас.
– Он бросил и вас и тех, кто живет на планете?
– Нет. Он даровал нам власть над ними. Это почти взорвало жизнь у нас под ногами. Но вот незадача, жизнь всего что есть на планете стала тесно связана с нами. Мы были вынуждены начать проявлять заботу. И знаешь, это оказалось волшебным.
– Волшебным?
– Да. Нам пришлось каждый день к чему-то прикасаться, что-то менять, и стало невозможно не любить то, что практически является частью тебя.
– Зачем же вам бог?
– Зачем? Сказать спасибо. Нас практически вывернули и подвергли молекулярной химчистке, вытравив всю грязь. И еще… Еще мы бесконечно скучаем.
– Как же я вам помогу?
– Ты не из нашего мира. Мы думаем, мы надеемся, что ты можешь позвать его и он услышит, придет. – его глаза загорелись, напитались ожиданием чуда и смотрели на меня с надеждой, с затаенной мольбой.
– Ну… Это не опасно?
– Не должно быть.
– Хорошо! Говори, что делать. – Понятно, что с моей стороны это было откровенным безрассудством. Но вот уж такая у русских женщин особенность, быть в сложные времена мужиком.
– Позови его. Закрой глаза и позови.
– Но я же не знаю, как его зовут.
– Закрой глаза.