В итоге каменюки нашей у русалок не оказалось. Нас выставили из дворца, дав слово больше не использовать магию русалок для пленения мужчин, предварительно изъяв кладку икры.
– А ты икру-то, когда успела скомуниздить? – спросила я Бруню, с грустью смотря на то, как перед нашими носами закрывают ворота в замок.
– Так сразу. Она ж в нашей спальне и была. Только за потайной стеной.
– У нас была своя потайная стена?
– Ага!
– А как ты про нее узнала?
– Ты забываешь. Меня воспитывали гномы. Для них понятия «потайная комната» не существует.
– Вот это, да! Шурка! Меня еще ни разу не выгоняли так быстро с официального приема! – с азартом сообщил поспешивший к нам Марк. – Куда мы дальше?
– В Бобруйск. Нас больше никуда с таким зоопарком не примут.
– Где мой брат? Что ты с ним сделала? – шипя и сжимая мое хрупкое тельце в кольце своего хвоста прохрипел в ухо посол нагов.
– Миру-мир, Богдану-Титомир! – проорала я в отчаянии, сопротивляясь и пытаясь выскользнуть из захвата.
– Что? – остановил девоубийство наг. Я воспользовалась ситуацией, выставила попку в щель между кольцами, и выстрела на свободу. От напряжения морда вся покраснела, глаза выкатились, как у камбалы.
– Шурка! Жива? Тебе плохо? – подбежал Еся.
– Жила смешно и умерла грешно. Нет. Мне хорошо. – встала кряхтя, отряхнулась, испепелила взглядом Зигуда и пообещала:
– Команчи будут мстить. А брат твой в лесочке. Мы его спасли.
– Вы?
– Нет, блин! Солнечный клоун Олег Попов!
Выдвинулись в место схрона красивых и бесхозных мужиков!
– Все, нефть здесь, копай! – сообщила нервничающему перед встречей послу нагов.
– Что?
– Да вон они, под кустами дрыхнут. – показала на небольшую поленницу сопящих мужчин.
Зигуд нашел своего брата, оттащил подальше, разбудил, что-то спрашивал, сам же отвечал. То плакал, то смеялся, то просто прижимал родственника к груди, ощупывал руки, волосы, глаза…
Александр Хейфец
Знаешь, мужчины не плачут,
Не плачут мужчины, и все.
В точку глаза таращат,
Взглядом упрутся в окно.
Смотрят на руки долго,
Сердце зажав в кулаке,
Видно, считается долгом,
Чувства держать на замке.
Лишь головой поникнут,
Встанут, пройдутся вдоль
Тайной, невидимой нити,
Что означает боль.
Комнату мерят шагами
Вновь от окна до двери.
И не заметят, как сами
Станут с собой говорить...
Или махнут небрежно:
«Все у меня хорошо», –
Если огромная нежность
Спустит как колесо.
Знаешь, мужчины не плачут.
Просто не плачут – и все.
Ты не подумай иначе,
Это лишь дождь в лицо.