Постепенно тело налилось тяжестью, моя речь замедлилась, на смену болезненному возбуждению пришла благодатная сонливость. Я ощущала тепло обнимающих меня рук, ласку и участие, голос северянина звучал успокаивающе, убаюкивающе. Я вздрогнула, неожиданно превратилась, но и тогда Триен не выпустил меня, а подхватил, отнес на постель.
Подушка, теплое одеяло или то, что Триен убрал руки, вернуло мне человеческий облик.
— Спи, отдыхай, — посоветовал шаман и поправил мне на плече одеяло.
Помню еще, что чувствовала, как он делал мне новую примочку. Прохлада немного привела меня в чувство, хотя ни сил, ни желания открыть глаза уже не осталось.
— Надеюсь, ты не слышишь и не перекинешься ночью, — прошептал Триен. — Говори, тварь.
Как мило с его стороны позаботиться о том, чтобы у меня сразу после пробуждения была возможность говорить. Нужно будет поблагодарить его за это утром…
Настоятельная просьба назвать цену помощи натолкнула Триена на совершенно неутешительный вывод. Алима не верила в бескорыстие и, судя по напористости и напряженному голосу, поверить не могла. А потому пришлось придумывать такое вознаграждение, которое объяснило бы решение Триена сопровождать девушку в Каганат.
Заклинание, завершающее отрезок жизни, подействовало удивительно сильно, но шаман считал, что это к лучшему. Алима поделилась воспоминаниями и таким образом освободилась от них. Зачарованное вино и особенности магических потоков дома должны были помочь ей залечить душевные раны. А их у двадцатилетней каганатки оказалось много, слишком много.
Благодаря памяти Санхи, Триен знал, что девушки из родовитых семей, а мэдлэгч всегда относились именно к таким, не вольны в выборе мужа. И в Каганате, и в Итсене, и в Аваине судьбы дочерей устраивали родители. У мэдлэгч, в отличие от простых смертных, была привилегия. Взаимное притяжение даров, развившееся в любовь, могло порушить сговоры родителей. Οбъяснение этому было простым: дети, зачатые в основанных на любви союзах, обладали более сильными дарами.
Политика, вечная гонка за могуществом. Только и всего.
Алима это понимала, хоть и не называла вещи своими именами. И все же, как стало ясно из ее рассказа, считала, что заслуживала если не любви, то брака, основанного на взаимном влечении. Ведь ее дар был вполне сильным и давал ей право выбирать мужа. Оттого особой горечью полнилась так и не облеченная в слова мысль о том, что Интри купил себе жену.
Триен знал, что так поступали многие. Понимал, что война забрала много жизней, в том числе и мэдлэгч-мужчин, а отцу Алимы нужно было позаботиться о будущем дочери. Он все устроил, не упустив своей выгоды, и дело было не только в богатом выкупе за невесту, но и в новых связях семейств.