— Мне было семнадцать, когда врачи сообщили, что у мамы рак четвертой стадии. Опухоль засела в передней, лобной части, что перечеркивало все надежды на корню, потому что при данном её расположении пациент либо не проснется после операции, либо станет овощем. Знаешь, они с отцом были образцовой парой, по-американски, правильной. Он — успешный бизнесмен, она — прекрасная создательница и хранительница очага. Только все это была ложь. Отец гулял, сколько я себя помню. Нагло, не скрываясь, потому что считал, что раз зарабатывает деньги, может позволить себе немного отдохнуть. Она молча плакала ночами, когда он в очередной раз не приходил домой, а наутро, снова улыбалась ему и все окружающим, красивая и благополучная. Только однажды мама посмела возмутиться. Он ее ударил, попав по голове. Я был маленький. Прятался в шкафу, но очень хорошо запомнил тот случай.
Когда врачи поставили диагноз, один из докторов сказал, что, скорее всего, это — последствия какой-то давней травмы. Улавливаешь связь? За год мама превратилась из красивой женщины в теряющее разум существо. Она никого не узнавала, путала вымысел и реальность. Потом… Потом однажды она уже не проснулась.
Все эти двенадцать месяцев отец находился в длительной командировке. Сбежал в Европу, чтоб не видеть всего этого.
В тот день, когда ее не стало…Я… мне казалось, что надежда есть… Это очень больно, терять любимого человека. Да ты и сама об этом знаешь не понаслышке. Поэтому… Я не хотел больше испытывать такую боль…а значит просто не хотел больше никого любить. Потом появилась ты и все понеслось в тартары со скоростью света. Мне сложно говорить… но…Я люблю тебя. Сам не желал этого понимать до сегодняшнего дня, и если бы не Оливия, наверное, даже сам себе не признался бы. Она ткнула меня носом в то, что я творю, руша свое же возможное счастье. Я много сейчас не понимаю…но теперь знаю точно, что люблю тебя.
Замолчав, я застыл у окна, боясь повернуться и увидеть насмешку в ее прекрасных глазах. Однако за спиной стояла гробовая тишина. Пришлось посмотреть страхам в лицо. И что же? Девчонка спала, уронив голову на подлокотник, мило посапывая слегка приоткрытым ртом.
Охренеть. Просто охренеть.
Я подошел, взял осторожно ее на руки и переложил в кровать. Она, завозившись, что-то пробормотала сквозь сон, натянула посильнее одеяло и повернулась ко мне спиной.
Молодец, Джонатан, ты даже в любви признаться ухитряешься через жопу. Пришлось достать старый плед, чтоб постелить его на пол, рядом с кроватью, которая конечно вполне могла бы уместить нас обоих, но, думаю, что проснувшись у меня под боком, девчонка снова распсихуется. Я взял одну подушку, бросил ее на импровизированную постель и, не раздеваясь, попытался поудобнее устроится на жестком ложе.