— Теперь я понимаю, почему так тихо, когда мы сидим снаружи, — заметила она, когда они двинулись по дороге.
Андерс улыбнулся, но ничего не сказал.
— Ладно, если не хочешь говорить, сколько тебе лет, скажи, сколько у тебя братьев и сестер, — предложила она.
— Зачем? — удивленно спросил Андерс.
— Потому что, как бы я ни наслаждалась твоими поцелуями, мне не нравится, когда меня целуют люди, о которых я ничего не знаю, — резко ответила Валери, и остановилась, чтобы повернуться к нему, когда поняла, что он остановился. Она должна была сказать, что выражение его лица было бесценным. На мгновение показалось, что он проглотил язык.
Подняв брови, она спросила: — Как будто это был большой сюрприз, что мне нравятся твои поцелуи?
По какой-то причине на лице Андерса появилась улыбка. — Да, пожалуй, — согласился он. — Наверное, я просто удивлен, что ты готова это признать.
Валери фыркнула и повернулась, чтобы идти дальше. — Не то чтобы я не давала этого понять. Я имею в виду, я была на тебе в последние два раза, когда ты поцеловал меня.
— Да, — с усмешкой согласился Андерс.
— Злорадствуешь? — спросила она с сухим весельем, а затем подсказала: — Братья и сестры?
— Нет, — сразу ответил он.
— О боже, единственный ребенок, — сказала она, преувеличенно поморщившись.
— Что в этом плохого? — удивленно спросил Андерс.
— Единственный ребенок испорчен. Он получает все внимание, все игрушки, все то, что обычно распределяется между несколькими братьями и сестрами, — ответила она просто, а затем добавила: — Я это знаю. Я тоже была единственным ребенком.
Андерс усмехнулся, но потом сказал: — Что ж, возможно, это относится и к тебе, и к большинству других детей. Но когда ты сирота, это не так уж и страшно.
— Ты сиротел? — удивленно спросила Валери.
— Да.
Валери смотрели на него молча, а потом повернулся снова вперед, бормоча: — Ну, это уже совсем другой коленкор.
— Почему это звучит плохо? — нахмурившись, спросил он.
— Неплохо, просто…
— Не хорошо? — предложил он, и Валери усмехнулась его недовольству. Почему-то ей нравилось ерошить его перья. Возможно, потому, что она подозревала, что его перья не так уж часто были взъерошены.
— Сколько тебе было лет, когда умерли твои родители?
С минуту Андерс молчал, обдумывая, как ответить на этот вопрос и как ответить на все последующие. Он не хотел лгать ей. Он хотел, чтобы она стала его спутницей жизни, и ложь не была хорошим началом, но он не мог сказать ей всю правду прямо сейчас. Она либо решит, что он сошел с ума, либо ему придется объяснять насчет бессмертных, а он не думал, что она готова к такому объяснению. Может, никогда и не будет.