— Хорошо, родной, давай так: чтобы не доводить всё до крайности, отшлёпаем друг друга сейчас. Как ты на это смотришь?
— Друг друга? — взметнулись его брови вверх.
— Ну, конечно, сам смотри, — я выпрямилась, садясь на его бёдра, и начала загибать пальчики. — Соска, лягушка, яйца индюка, поцелуй в шейку сам знаешь кого, о-очень больно потерянная невинность, — ну это я уже приукрасила, чтобы неповадно было, — и ты тоже не сказал, что вспомнил меня! Так что, милый, переворачивайся на живот — я шлёпаю первая!
— Да уж, натворили мы с тобой дел, маленькая, — потянул он меня за талию, снова укладывая на свою грудь, и, проведя тыльной стороной ладони по моей щеке, спросил. — Когда к тебе вернулась память?
— В ванне, пока ты улики уничтожал…
— Так ты поэтому плакала? — я кивнула, и потёрлась щекой об мускулистый торс, прижимаясь плотнее, словно боясь, что у меня снова его отнимут. — А почему?
— Что? — не поняла я вопроса.
— Почему плакала? Жалко было потерянных лет или просто из-за того, как с нами поступили?
— Из-за всего сразу, от того, что меня разлучили с любимым на долгие годы, из-за страха, что могло пройти гораздо больше времени, и мы бы встретились ещё позже.
— Так ты любишь меня? — приподнял он моё лицо за подбородок, заглядывая в глаза.
— Безумно люблю! И того мальчика, что остался в прошлом, и этого мужчину, что хамит всем подряд, ломает оборотням руки и своими ласками заставляет меня стонать в голос. Я люблю тебя любого, и буду любить всю свою жизнь, мой рыцарь!
— Ты никогда этого не говорила, кроме того единственного раза. Заметь, я сразу сказал, что ты моя, называл любимой, своей девочкой, а ты не говорила…
— Я стеснялась, хочешь, теперь я буду называть тебя исключительно любимым?
— Хочу! Я так боюсь снова тебя потерять, что мне нужно постоянно слышать подтверждение, что ты моя и только моя!
— Любимый, а когда к тебе память вернулась?
Он улыбнулся от того, как я к нему обратилась, и ответил:
— Той же ночью, или скорее уже утром. Ты уснула, а я, обнимая тебя, вспомнил, как прижимал к себе спящую обнажённую девочку, вдыхая аромат незабудок, и проклинал свой член за то, что он никак не хотел успокаиваться и требовал, чтобы я над тобой надругался. Хорошо, что я тогда этого не сделал, потом всю жизнь бы ревновал, думая, был ли у тебя кто-то кроме меня, и боялся бы спросить.
— Мне никогда никто кроме тебя был не нужен, ты снился мне, точнее, та ночь, и я считала что рыцарь — это плод моего воображения, но всё равно его любила.
— Тебе тоже? — произнёс он изумлённо. — Помнишь, я говорил, что сбегал наутро, после того как… хм… получается, тебе изменил… — а вот сейчас у некоторых шок.