«Это несправедливо. Разве можно оговаривать человека?»
Киллиан просто не мог быть тем, кто способен делать для малознакомой девушки такие милые вещи, как провожать ее до дома, чтобы с ней ничего не случилось, приглашать на поздний ужин, чтобы ее утешить, тащиться через весь город, чтобы вернуть ей лекарство, соглашаться прийти на обед и познакомиться с ее семьей, а после этого как ни в чем не бывало возвращаться домой к ожидавшей его второй половинке.
И еще… эти моменты…
Там, возле ее двери. В его пикапе, когда она держала его за руку. Когда обняла его… и он стал первым, не входившим в круг ее семьи мужчиной, к которому она прикоснулась, не испытывая страха. Да и брошенный на ее губы взгляд, когда он впервые проводил ее до квартиры… и позапрошлой ночью тоже… никак не мог быть притворным.
Киллиан определенно был к ней неравнодушен.
«Ты же не станешь отрицать своих чувств? То, как тебе хорошо рядом с ним?»
Во время их встреч, когда ее охватывала близкая к истерике паника «не-прикасайся-ко-мне!», каждый раз где-то на периферии сознания появлялось некое странное чувство, напоминавшее тоску по несбыточному, и желание, смущающее своей противоречивостью. Впервые Саманта испытала такое, когда Киллиан подвез ее домой и проводил до самой квартиры, а она испугалась, что он ее поцелует.
А еще в спортзале, на ринге… Прямо перед тем, как ее скрутил приступ жуткой паники, когда Киллиан оказался сверху, а его нос прижался к ложбинке между ее ключицей и шеей.
Боже, с каким удовольствием он тогда вдыхал ее запах.
А потом еще раз… когда впервые сама обняла его, и ее переполнило желание никогда с ним не расставаться.
«Нет! Не вздумай с ним сближаться!»
Им действительно лучше оставаться просто друзьями.
После «тяжелого испытания» — так Саманта обозначила произошедшее с ней в Нью-Йорке — это было большее, на что она была готова в отношении парня, что был ей небезразличен. Дружба означала границы. А границы создавали некую зону комфорта.
И главное, гарантировали безопасность.
В ту же секунду память услужливо подкинула смутные воспоминания о том вечере в спортзале, когда охватившая ее паника сжала в своих стальных тисках так, что Сэмми едва ли была способна дышать, думать или двигаться. Температура ее тела внезапно повысилась. Ей даже показалось, что больше, чем на двадцать градусов.
Она была уверена, что умирает.
А потом что-то прохладное коснулось ее шеи, и низкий глубокий голос начал шептать: «Сэм! Сэмми, все хорошо. С тобой все в порядке! Я не позволю ничему плохому случиться с тобой. Ты меня слышишь? Ты в безопасности».