Генка Волошин был, пожалуй, единственным в отделе мужиком, кто без ёрничества принял сотрудничество с «неполноценным» аналитическим отделом, созданным на коленке буквально месяц назад из семи оставшихся специалистов. «Какой-какой отдел у вас был? Беленький? Как водочка?» — будто не расслышал, с серьёзной миной спросил местный шут Балакирев — капитан Лёха Гусев, подразумевая бывшую лёгкую жизнь Степана, бывшую высокую зарплату и бывшие частые командировки за границу.
Степан спокойно относился к шуточкам в свой адрес, понимая, что в убойном без них не прожить, но сам в ответ шутить не умел, поэтому предпочитал даже не пытаться, чтобы не заслужить нервное прозвище, как случилось с Валентином Голубевым. Тот решил завоёвывать уважение, вернее, почтительный страх, делом: загипнотизировал первого попавшегося шутника, старшего лейтенанта Рябова, заставил его раздеться до трусов и отнести отчёт начальству в таком виде. И ведь донёс бы! Если бы Рябов не встретил Степана, выходящего из кабинета подполковника Ушакова.
Тихий смех высыпавших в коридор, стеклянные глаза Рябова — Степан быстро оценил ситуацию и сказал, что шеф сейчас в другом кабинете, взял под локоть и вежливо вызвался указать дорогу. Старший лейтенант довольно вышагивал рядом, а майор Матвеев озирался, жестами давая указания публике вернуться в кабинеты, выключить камеру наблюдения в коридоре.
И только оказавшись в нужном кабинете, «разблокировал» марионетку. Уж лучше при своих пусть проваливается со стыда, чем в коридоре, на глазах у всего отделения и ошарашенных посетителей. Голубеву же Степан коротко напомнил: «Первое правило!» — и вышел разгребать последствия.
Под первым правилом Старика понималось не применять способности в личных целях и в ситуации, не требующей вмешательства парапсихолога. И даже короткое замечание коллеги Голубев воспринял болезненно. Затаил обиду и через неделю уволился, объявив, что уходит в свободное плавание.
За Голубевым из аналитического ушли двое. Из них сильный и, по словам Старика, ещё не раскрывший до конца потолок своего потенциала сорокапятилетний Булгаков, которого Степан сильно уважал и звал в напарники, но тот уверенно отказался: «Всю жизнь мечтал работать с детьми, и вот оно — у меня под носом! Грех отказываться, брат! А деньги — что? Пыль! Найдём!»
Уехал куда-то в пригород, устроился психологом в колонию для несовершеннолетних и, по отзывам, набирал славу местного Макаренко[2]. Также завёл огородик и с удовольствием копался в нём в свободное время. Степан планировал съездить к нему в гости, но полтора месяца оказались слишком бурными для паломничества.